– Да чего уж там… Сражайся вы сегодня, я
ни на минуту не усомнился бы, кто останется стоять, а кто ляжет. Сказывается
отсутствие постоянной практики. Остаточные рефлексы у тебя еще сохранились, но
расхлябанность и общее влияние светленьких глушит в тебе здоровые инстинкты
убийцы. Хотя есть еще время, чтобы чуток подтянуться и умереть более-менее
достойно…
– Много времени? – быстро спросил
Меф.
– Месяц. До двадцать девятого ноября… Ну
что, не раздумал расстаться с мечом?
Буслаев упорно попытался не пропустить внутрь
страх, зная, что, если позволит малейшему сомнению просочиться, оно будет
разъедать его изнутри и обессилит еще до начала боя.
– Я буду тренироваться! – сказал
Меф.
Арей отнесся к его намерению с известной долей
скепсиса.
– Тренироваться? С кем? Со своей
светленькой? Или тренировкой ты называешь утреннюю пробежку вокруг ближайшей
помойки?
– Ну… я… – растерянно начал Буслаев.
Арей нетерпеливо дернул пальцем, и язык во рту
у Мефа одеревенел.
– Прекрати блеять! Тренироваться надо не
просто ежедневно! Тренироваться надо непрерывно, до кровавых мозолей на руках!
До ненависти к собственному мечу, чтобы на него смотреть уже не хотелось. Даже
ночью, когда ты отключаешься от усталости, надо продолжать наносить удары. Укол
– рубящий удар – уход – отбив – укол. Все остальное – это секция общефизической
подготовки для пенсионеров и беременных женщин. Ты понял?
Меф молчал. Он безуспешно пытался шевельнуть
твердым занозистым языком и всем сердцем сочувствовал магу второй категории
Буратино, который прожил с таким языком всю жизнь вплоть до неудачных
пиротехнических опытов, предпринятых в 1522 году в Милане магом Арте Моном.
– Выход один! – решительно сказал
Арей. – Этот месяц ты проводишь со мной. Я продумаю, какую тактику тебе
выбрать с Гопзием, чтобы впредь у него отпало желание задирать моих учеников.
Ну! Я жду ответа: «да» или «нет».
Меф замычал, однако Арей каким-то образом
уяснил, что его мычание означает «да».
– Ну вот и договорились! – сказал
он, щелчком пальцев возвращая Мефу речь. – Значит, мы отправляемся в Питер
немедленно.
– В ПИТЕР?? – переспросил Меф.
После письма от Троила известие о Питере
показалось ему совсем неслучайным. Да и во взгляде Арея, почудилось ему,
мелькнуло нечто, что Мефу сложно было понять. Точно к привычному,
снисходительно-покровительственному отношению примешалось нечто еще.
– Именно в Питере ты будешь через месяц
рубиться с Гопзием. Мы же едем туда уже сейчас, чтобы начать подготовку на
месте. Улита должна была приготовить временную резиденцию… А что, у
синьора-помидора какие-то сложные отношения с Питером?
Меф поспешно замотал головой, уверяя, что
отношения с Питером у него самые что ни на есть замечательные.
– А Дафна? – спросил он.
Арей в задумчивости провел изрубленной ладонью
по лицу.
– Так и быть. Светлую возьмем с собой.
– Вы серьезно?
– Должен же кто-то кормить тебя супиком?
От Улиты такой милости точно не дождешься. Как многие упитанные люди, она
признает только один рот, достойный полной ложки.
Когда Меф спустился, Дафна стояла рядом с
Чимодановым и терпеливо слушала рассказ о сложностях промышленного производства
летучих отравляющих веществ. Заметив Буслаева, Петруччо замолчал и бочком
отодвинулся в сторону. Будучи глубинно человеком правильной закваски, он
считал, что разговаривать с девушкой в присутствии ее основного владельца
дурной тон, даже если тема разговора столь невинна, как летучие отравляющие
вещества.
– Мы с Ареем едем в Питер, – избегая
смотреть Дафне в глаза, сказал Буслаев.
– А я?
– Ты тоже с нами… Если, конечно, не
откажешься.
Меф ощущал вину, что позволил Арею надавить на
себя и принял решение за двоих.
Дафна отнеслась к известию неожиданно
спокойно.
– Прямо мистическое место этот Питер.
– То есть?
– Не забывай мобильник! Тебе снова звонил
Ромасюсик, – сообщила Даф, возвращая Мефу его телефон.
Буслаев напрягся.
– И ты ответила?
– Да. Ромасюсик сказал, что они с Прашей
сегодня уезжают… куда бы ты подумал?..
– Тоже в Питер?
– Да. Ромасюсик спрашивал, не составим ли
мы им компанию?
Меф поперхнулся.
– А этим туда зачем? – спросил он.
– Ромасюсик объяснил, что Прашечке очень
хочется посмотреть на дяденьку на вздыбленной лошадке.
– А, ну да! Мечтала-мечтала, а тут вдруг
поднакопила деньжат и похавала тикет, – сказал Меф, умело подделываясь под
голос Ромасюсика.
Дафна нахмурилась. Как истинный страж света,
она ненавидела клоунаду во всех ее проявлениях.
– Не издевайся и не обезьянничай! Это
гадко! Всякая обезьяна начинает, как безобидная макака, и заканчивает, как
бешеная горилла, – предупредила она.
На лестнице послышались грузные шаги. Арей
спускался, держа большую охапку оружия, позаимствованную, насколько Меф мог
судить, не только из его комнаты, но и из комнаты Чимоданова.
– Ната, куда вы с Улитой дели брусок для
правки клинков? – крикнул он, с грохотом сваливая все на ковер.
– Он у вас в столе, в нижнем ящике.
Брови Арея удивленно поползли вверх.
– В моем столе? Это просто диверсия! Мой
стол – это единственное место, куда я не заглядываю!
Мечник направился было к кабинету, но,
оказавшись рядом с Дафной, остановился и церемонно поклонился.
– Рад видеть, что все снова в сборе! Все
еще спасаешь человечество, светлая девочка с котиком? И как человечество?
Рукоплещет? – насмешливо приветствовал он ее.
Дафна демонстративно отвернулась.
– Ну-ну, светлая! Не надо поз! Разве ты
виновата, что воспитывалась в Эдеме? У вас там всякому свое место. Пассажир
работает пассажиром, ребенок – ребенком, кот – котом и скот – скотом! А по мне,
так все зависит от правил игры, которые выбирает человек. Например, скажет «я
дворник» – и вот он готовый дворник. Или скажет «я царь» – и станет
президентом! Разве не смело?
– А если скажет «я президент», а
останется дворником? Вот в чем проблема. Лучше уж место знать, – глядя в
сторону, сказала Дафна.