— Я думал, мы уедем завтра. — Голос Турлоу выражал одновременно уверенность и удивление. — Ты не хочешь позвонить матери, Фрэнк? Она ждет твоего звонка.
Фрэнк отрицательно покачал головой:
— Если она позвонит, скажите ей, что я в порядке.
— Я бы хотел, чтобы ты остался, Фрэнк. Всего одна ночь. Я не хочу терять тебя из виду, — сказал Турлоу.
— Давай, Фрэнки! Оставайся с нами! — поддержал его Джонни.
Фрэнк взглянул на брата, как будто ему не понравилось обращение «Фрэнки», пару раз пнул ногой воздух, так как больше пинать здесь было нечего, и подошел к Тому:
— Я хочу уйти.
— Но послушай, — заговорил снова Турлоу, — всего одна ночь...
— Можно я поеду с вами в Бель-Омбр? — спросил Фрэнк Тома. — Можно, правда?
В следующий момент все, кроме Тома, заговорили одновременно. Том записал в блокноте номер своего телефона и добавил внизу свое имя.
— Если мы только скажем маме, все будет в порядке. Я знаю Фрэнка, — уверял Джонни Турлоу.
«Ой ли?» — про себя усомнился Том. Видимо, Джонни доверял брату.
— Задержи его, — проговорил Турлоу раздраженно. — Ты же имеешь на него влияние.
— Никакого!
— Я ухожу. — Фрэнк решительно выпрямился. Таким Том его еще не видел. — Том оставил свой телефон. До свидания, мистер Турлоу. Пока, Джонни.
— Значит, до утра? — спросил Джонни, провожая их. — Мистер Рипли...
— Можешь звать меня Томом. — Они шли через холл к лифту.
— Мы так мало пообщались, — сказал Джонни серьезно. — Это были сумасшедшие дни. Я знаю, вы заботились о моем брате, можно сказать, спасли его.
Том мог различить веснушки у него на носу. Глаза, такие же большие, как у Фрэнка, беззаботно улыбались.
— Ральф немного грубоват, я имею в виду его манеру вести беседу... — продолжал Джонни.
К ним подошел Турлоу:
— Мы собираемся уехать завтра, мистер Рипли. Могу я позвонить вам утром, часов в девять? Мы пока оставим номер за собой.
Том холодно кивнул. Фрэнк нажал кнопку лифта.
— Да, мистер Турлоу.
Джонни протянул ему руку:
— Спасибо, мистер Ри... Том. Моя мать все еще думает...
Турлоу сделал предупреждающий жест, и Том понял, что он предпочел бы, чтобы Джонни промолчал. Но тот продолжил:
— Она не знает, что думать о вас, а я знаю.
— Неужели? — воскликнул Фрэнк; он чувствовал досаду и не знал, как себя вести.
Двери лифта, как две гостеприимные руки, плавно распахнулись, словно приглашая войти, и Том с облегчением вошел в кабину. Фрэнк поспешил за ним. Том нажал на кнопку, и они поехали вниз.
— Ох! — Фрэнк хлопнул себя ладонью по лбу.
Том рассмеялся и прислонился к вагнеровской панели. Двумя этажами ниже в лифт вошли мужчина и женщина; запах ее духов заставил Тома поморщиться, хотя, возможно, они были очень дорогими; по крайней мере, ее платье в синюю и желтую полоску выглядело очень дорого, а ее туфли из натуральной черной кожи напомнили Тому о паре таких же, которые он оставил в квартире похитителей в Берлине.
Он подумал, что эта находка, наверное, очень удивила соседей и полицию. В холле Том попросил принести чемоданы, но понял, что не сможет вздохнуть спокойно, пока не будет стоять на мостовой, ожидая швейцара с такси. Такси появилось сразу. Из него вышли две женщины, а Том с Фрэнком сели и поехали на Лионский вокзал. Они могли бы успеть на поезд в 14.18, у них даже оставалась пара минут. Это было замечательно, так как избавляло от томительного ожидания пятичасового поезда. Фрэнк мечтательно и с интересом смотрел в окно, застыв, как статуя. Глядя на него, Том подумал об ангеле — одной из изумительных фигур по бокам от входа в церковь.
В кассе вокзала Том купил билеты в первый класс и у разносчика на платформе приобрел «Монд». Как только поезд тронулся, Фрэнк достал книжку в мягком переплете, которую он купил еще в Гамбурге: «Деревенские записки леди эпохи короля Эдуарда». Том просмотрел «Монд», прочитал колонку о «леваках», в которой не нашел ничего нового, положил газету на сиденье рядом с Фрэнком и водрузил на нее ноги. Фрэнк даже не взглянул на него. Делает вид, что погружен в свои мысли?
— Есть ли хоть какая-то причина, чтобы... — произнес Фрэнк.
Том подался вперед, так как не расслышал окончания фразы из-за стука колес.
— Причина чего?
Фрэнк настойчиво повторил:
— Можно ли как-нибудь противодействовать коммунизму?
Поезд сбавлял ход, приближаясь к следующей станции, но, видимо, машинист еще не нажал на тормоз, иначе звук был бы громче. Через проход от них заплакал маленький ребенок, и отец ласково его пошлепывал.
— Что заставляет тебя так думать? Эта книга?
— Нет, Берлин, — ответил Фрэнк, нахмурившись.
Том вздохнул; ему приходилось перекрикивать шум поезда.
— Но это работает. Социализм, я имею в виду. Они говорят, что не хватает только личной инициативы. Строй в России не допускает достаточного проявления инициативы, поэтому люди так пассивны. — Том огляделся, радуясь, что никто не слышит его спонтанной лекции. — Есть разница...
— Год назад я считал себя коммунистом. «Подмосковные вечера» и все прочее... Все зависит от того, что читаешь. Если читаешь правильные вещи...
«Что Фрэнк подразумевает под „правильными вещами“?»
— Если ты читаешь...
— Зачем русским нужна Стена? — спросил Фрэнк, нахмурив брови.
— Вот в этом-то все и дело. Это вопрос свободы выбора. Даже сейчас человек может обратиться к правительству коммунистической страны с просьбой о гражданстве и, возможно, даже получит его. Но если ты живешь в коммунистической стране, то даже и не пытайся выбраться оттуда!
— Это так несправедливо!
Поезд затарахтел еще громче, будто они уже проехали Мелен, но это было не так. Том был рад тому, что мальчик задает наивные вопросы, иначе как бы он мог чему-то научиться? Том снова наклонился вперед:
— Ты видел Стену? Ограждение — с их стороны, хотя они и утверждают, что построили ее, чтобы не пускать коммунистов. Россия все больше становится полицейским государством. Создается впечатление, что они хотят контролировать всех и вся. — Том думал, как закончить свою сентенцию. — Иисус Христос был первым коммунистом. Конечно же, сама идея гениальна, — нашелся он. Но так ли надо обучать молодежь? Выкрикивая ложные лозунги?!
Мелен. Фрэнк вернулся к книге и через минуту указал Тому на одно предложение:
— Они есть в нашем саду в Мэне. Отец заказал их в Англии.
Том прочитал фразу об абсолютно неизвестном ему дикорастущем английском цветке — желтом, иногда — пурпурном, цветущем ранней весной. Он кивнул. Думать о нескольких вещах сразу — значит не думать ни о чем, а это его всегда беспокоило.