Бьянка между тем обмяк и повалился на пол. Вокруг него образовался неровный круг.
– …Pistole
[47]
…
– …erschossen
[48]
…
Револьвер лежал на бетонном полу. Кто-то хотел его подобрать, но человека три не дали этого сделать. Те, кого происшедшее не интересовало или кто спешил, поднимались по лестнице. Джонатан приблизился – с левой стороны к группе людей, окружавших Бьянку. Он уже был на лестнице. Кто-то стал звать: «Polizei!»
[49]
, и Джонатан быстро пошел прочь, но не быстрее других людей, поднимавшихся к тротуару.
Джонатан вышел на улицу и спокойно двинулся вперед, никуда не сворачивая и не особенно задумываясь о том, куда идет. Он шел умеренным шагом, точно знал, куда держит путь, хотя на самом деле брел куда глаза глядят. Справа он увидел огромный железнодорожный вокзал. Ривз говорил ему об этом вокзале. Он не слышал позади шагов, никто его не преследовал. Пальцами правой руки он размотал чулок, но не стал его выбрасывать так близко от станции метро.
– Такси! – крикнул Джонатан, увидев свободную машину, направлявшуюся к вокзалу.
Такси остановилось, и он сел. Джонатан назвал улицу, где находилась его гостиница.
Джонатан откинулся на сиденье, но поймал себя на том, что посматривает то направо, то налево, точно ожидая, что какой-нибудь полицейский жестом велит водителю остановиться. Глупо! Он был абсолютно вне подозрений.
Однако то же ощущение возникло у него, когда он вошел в «Викторию», – будто полицейские каким-то образом узнали его адрес и теперь поджидают в вестибюле. Но нет. Джонатан тихо прошел в свой номер и закрыл за собой дверь. Он поискал в кармане пиджака обрывок чулка, но не нашел – наверное, выронил где-то по дороге.
Часы показывали 19.20. Джонатан снял пальто, бросил его на обитое тканью кресло и достал сигареты, которые забыл взять с собой. Он с удовольствием затянулся. Положив дымящуюся сигарету на краешек раковины в ванной, он вымыл руки и лицо, потом разделся до пояса, вымылся горячей водой и вытерся полотенцем для лица.
Когда он натягивал свитер, зазвонил телефон.
– К вам пришел герр Карл, сэр. Джонатан спустился вниз, перекинув пальто через руку. Он хотел отдать его Ривзу, чтобы никогда больше это пальто не видеть.
– Добрый вечер, сэр! – лучезарно улыбаясь, произнес Карл. Глядя на него, можно было подумать, что он услышал хорошие новости.
В машине Джонатан снова закурил. Сегодня среда. Он говорил Симоне, что, возможно, приедет домой в этот день вечером, но его письмо она, вероятно, получит только завтра утром. Он вспомнил о двух книгах, которые нужно сдать в Bibliotheque pour tous
[50]
при церкви в Фонтенбло.
Джонатан снова оказался в уютной квартире Ривза. Пальто он отдал лично ему, а не Габи. Джонатана не покидало ощущение неловкости.
– Как вы себя чувствуете, Джонатан? – спросил Ривз. Он выглядел нервным, озабоченным. – Как все прошло?
Габи удалилась. Джонатан и Ривз остались одни в гостиной.
– Хорошо, – сказал Джонатан. – Мне кажется, хорошо.
Ривз слабо улыбнулся, но даже когда он так улыбался, его лицо сияло.
– Очень хорошо. Прекрасно! Правда, я еще ничего не слышал. Могу я предложить вам шампанского, Джонатан? Или виски? Да садитесь же!
– Виски.
Ривз занялся бутылками.
– Сколько… сколько было выстрелов, Джонатан? – тихо спросил он.
– Один.
А что, если он не умер, подумал вдруг Джонатан. Такое ведь возможно? Он взял у Ривза стакан с виски.
Ривз налил шампанского в бокал и, подняв его за здоровье Джонатана, выпил.
– Проблем не было? Фриц сделал все как надо?
Джонатан кивнул и посмотрел на дверь, в которую в любую минуту могла войти Габи.
– Будем надеяться, что он мертв. Мне только что пришло в голову – а вдруг это не так?
– Ну, даже если он не умер, ничего страшного. Вы видели, как он упал?
– О да.
Джонатан вздохнул и вдруг понял, что почти не дышит уже несколько минут.
– Новость, наверное, уже успела добраться до Милана, – бодрым голосом произнес Ривз. – Итальянская пуля. Итальянцы не всегда используют итальянское оружие, но мне показалось, что в этом что-то есть. Он из семьи Ди Стефано. Тут в Гамбурге есть парочка представителей Дженотти, и мы надеемся, что обе семьи теперь начнут стрелять друг в друга.
Ривз уже говорил это. Джонатан сел на диван. Ривз, довольный, расхаживал по комнате.
– Если вы не против, мы проведем тихий вечер, – предложил Ривз. – Если кто-то позвонит, Габи скажет, что меня нет дома.
– А Карл или Габи… что им известно?
– Габи – ничего. Что касается Карла, то даже если он что-то и знает, это не имеет значения.
Его это просто-напросто не интересует. Он работает не только на меня, и ему хорошо платят. В его же интересах ничего не знать, если вы понимаете, о чем я говорю.
Джонатан понимал. Но от того, что сообщил Ривз, Джонатану легче не стало.
– Кстати… я бы хотел завтра вернуться во Францию.
Это означало две вещи – что Ривз заплатит или сделает так, чтобы ему заплатили сегодня вечером, и что сегодня же вечером ему предложат другое задание. Джонатан собирался сказать «нет», если последует еще какое-нибудь предложение, что бы ему за это ни сулили. Вместе с тем он считал, что вполне заслужил половину от сорока тысяч фунтов за то, что уже сделал.
– Почему бы и нет – если вы хотите, – сказал Ривз. – Не забывайте, что на завтра у вас назначена встреча.
Но Джонатан не хотел еще раз встречаться с доктором Венцелем. Он облизнул пересохшие губы. Заключение плохое, а состояние здоровья еще хуже. Но было и еще кое-что: доктор Венцель с его «моржовыми» усами был в некотором роде представителем «власти», и Джонатан чувствовал, что, встретившись с ним снова, поставит себя в опасное положение. Он понимал, что мыслит нелогично, но именно таковы были его чувства.
– Не вижу никакой надобности снова встречаться с ним, раз уж я не задержусь больше в Гамбурге. Завтра рано утром я отменю встречу. Счет он может отправить по моему адресу в Фонтенбло.
– Из Франции нельзя высылать франки, – с улыбкой произнес Ривз. – Пришлите мне этот счет, когда получите. Пусть это вас не волнует.
Джонатан оставил эту тему. Ему, однако, вовсе не хотелось, чтобы на чеке Венцеля стояла фамилия Ривза. Он решил вернуться к тому, о чем они только что говорили, а именно, к получению денег от Ривза. Но вместо этого Джонатан откинулся на диване и спросил довольно любезно: