– Ну вот… – протянул он. – Слышал, Вадюша? Пойдет он один… Ну-ну, Михаил Владимирович, давай, топай… Только далеко ли уйдешь?
– Я не о том, Миша, – сказал Вадим. – Я не о том, чтобы его бросить. Кто Молчуна бросит? Ты что? Но где его искать? Кто были эти люди? Куда могли малого повезти? У тебя хоть предположения есть?
Сергеев замотал головой.
– Они подстерегали нас в засаде, – Мотл поднял свою обросшую белым цыплячьим пушком голову и протер слезящийся глаз тыльной стороной ладони. – Смотрите, что получается… Пока мы ждали вас на площади, у Бутылочного Горла, на нас никто не нападал… Тут все понятно. И место неудобное, чтобы на спину прыгать, да и на броне были все время вдвоем и с автоматами. Потом мы рванули загородку и подхватили вас… Я, конечно, в подметки вам, суперменам, не гожусь, но тоже не пальцем деланный. Верите, не верите – ну, не было у меня чувства, что за нами следят. А я такие вещи затылком чую! Уже здесь, в лесу научился… Они не хотели прямого огневого контакта. Наверное, их оставили в дозоре. Посмотреть, кто придет в Бутылочное Горло.
– Если бы Молчун не улетел с брони, они бы не напали, – проговорил, с трудом артикулируя, Вадим – он то и дело ощупывал подмороженную губу, распухшую до внушительных размеров, отчего коммандос начинал походить на молодого ушастого негра. – Или ушли бы незаметно, или выждали бы, пока мы не станем на привал, а уж тогда… Ты прав, Матвей. Они не следили за нами специально. Мы на них выскочили – вот и все! Для того чтобы с нами схлестнуться, их маловато было, наверное. И когда пацан упал с катера прямо им под ноги – это был подарок. Думали, что взяли «языка», а из Молчуна язык неважнецкий, если приглядеться. Уверен, не было у этих ребят плана на нас поохотиться, иначе бы порвали нас ночью, на реке, как калмык – дыню, пока мы пережидали буран. Уж там для расправы место – лучше и не представить! Приложили бы из «мухи» по «хуверу» – и звездец, поминального костра не надо. Видали, сколько на площади пустых «труб» валяется?
– Думаешь? – спросил Мотл и горестно, по-еврейски выразительно покачал головой. – Если все так, то получается, что мы, три мужика с боевым опытом, и в придачу выросший здесь, в Зоне, пацан, шатались туда-сюда в двух шагах от засады? И никто из нас ничего не почуял?
Голос Али-Бабы был слаб, и эта слабость настолько сгладила акцент, что в первый момент Сергеев не понял, кто говорит.
– Мы тоже ничего не почувствовали, – почти прошептал Али-Баба по-русски и со стоном приподнялся на локте. – Ты можешь представить, Сергеев, чтобы я и двое моих людей попали в засаду, устроенную детьми? Что мы пошли на детский плач, и никому из нас и в голову не пришло подумать – откуда в старых развалинах плачущий ребенок?
– О! – удивился Вадик вполне искренне. – Заговорил! Да это просто праздник какой-то! Я уж думал, что ты немой!
– Ты же знаешь, кто я такой? – продолжил араб, не отводя взгляда от Михаила. – Знаешь, КАК и где я выжил? Так вот, я тогда остался в живых не потому, что что-то умею, а только потому, что кто-то из них промахнулся, стреляя из самострела. Они появились ниоткуда, как призраки. Мехбуб погиб сразу же. Эта бешеная девка разрубила его напополам из автомата. Хасим получил пулю в бедро, а она летела в меня, эта пуля. И если бы он не попал под очередь, я бы с тобой сейчас не разговаривал. Я не слышал засады, пока они не начали убивать. Так никогда не было. Это ведь вот здесь! – он прикоснулся ко лбу здоровой рукой. Видно было, что даже это движение дается арабу с трудом. – Нельзя объяснить, что ты чувствуешь, но… Ты же понял меня, Сергеев? Засаду плохо слышно в большом городе. Я знаю. Но не в развалинах. В развалинах слышен каждый шорох. А там было тихо. И этот плач… Мы пошли на него, все трое…
– Это она. Девка осталась жива, – сказал Подольский и посмотрел на Сергеева, смешно вытянув шею. – Больше некому. И она сейчас там… Охотится в окрестностях Госпиталя. Ребят предупредить надо, как бы не вышло чего…
По лбу Сергеева стекали капли воды – снег и шарики льда все еще таяли в волосах.
– Ты знаешь что-то еще… – произнес он негромко и пристально посмотрел на обессиленного Али-Бабу. – Ты же что-то знаешь, но еще не решил, стоит ли об этом говорить? Так?
Все замолчали. В кабине стало отчетливо слышно дыхание и гул автономного отопителя. И то, как хлещут по приземистому крупу «хувера» снежные плети разбушевавшейся вьюги.
Али-Баба откинулся на импровизированные подушки и задрал небритый подбородок вверх, к низкому потолку кабины.
– Да, Сергеев, ты прав, – он скривился от боли, но, казалось, что губы его брезгливо изогнулись. – Я кое-что слышал. Там. В Москве. И удивлен, что ты ничего не слышал.
– Ты о Детях Капища? – спросил Михаил.
Али-Баба тихонько засмеялся, но совсем не оттого, что ему стало весело. И смех у него получился безрадостным – этакое покашливание со стоном.
– Дети Капища? Так вы их называете? – переспросил он. – Я не знаю такого слова – Капище. Зато я слышал про Школу негодяев. Ты ничего не слышал про Школу негодяев, Сергеев? А мне предлагали купить технологию вместе со спецами. И выпускниками. Для создания террористических групп. Высокоэффективных террористических групп.
– Ты был там?
– Не успел. Собирался. И был приглашен на смотрины по возвращении.
– Знаешь, где они базируются?
Араб покачал головой.
– Нет. Точно – нет. Но севернее этого места – точно. Где-то в Приграничье. Мое внимание акцентировали на том, что база расположена практически в Зоне Отчуждения, и установить ее принадлежность будет очень трудно.
– Север большой, – сказал Вадик рассудительно. – Север очень большой. А в Приграничье особо искать не разгонишься. А если разгонишься, то тебе быстро укорот дадут. И не поймешь, кто тебе ноги повырывает. Попадешь на ООНовцев – расстреляют. Белорусы – расстреляют. Охрана трубопровода – тоже хлопнет, как комара, и не сомневайся. На юге Картель страшнее всех – это все знают, на севере – секты, работорговцы, пришлые банды, местные подразделения – все стараются доказать, что круче их нету. Так что Север – местечко подходящее. Но, самое главное, Миша, туда, до Приграничья, еще надо дойти! Там такого наху…верчено – и поля минные, и проволока километрами и сенсоры!
– Обсуждали уже, – буркнул Сергеев мрачно. – Откуда у тебя информация, Али?
– Если я скажу, что очень осторожные предложения мне сделал человек– знакомый Истомина, ты мне поверишь?
– Отчего ж не поверить? Поверю.
За обшивкой «хувера» ветер завыл, застонал, казалось, что его порыв заставил задрожать весь массивный корпус катера, но на самом деле под ударами бурана завибрировал только обмерзший входной люк.
– И еще, Сергеев, – продолжил Али-Баба, и голос его, казалось, стал сильнее. – Мы можем включить твоего парня в пакетное предложение…
– Не понял? – переспросил Вадим с нехорошей интонацией в голосе. – Ты с нами торгуешься, бедуин? Какое пакетное…