Дети Капища - читать онлайн книгу. Автор: Ян Валетов cтр.№ 43

«Господи, – подумал Сергеев, – ну почему мне так хронически не везет? Кто же это там обо мне вспомнил после всех обещаний?»

В принципе, он сам мог дать ответ на этот вопрос.

Сергеев стал лакомым куском для своих коллег, засветившись в окружении Блинова. Оставалось выяснить, чем же Блинчик так интересует Контору? Оружейным бизнесом коллеги и сами грешили, но конкурентные вопросы такими методами не решают. Слишком дорого и трудоемко. Услуги хорошего снайпера стоят значительно дешевле. А отличных стрелков в Конторе было пруд пруди!

– Послушайте, господин Антивирус, что ж вы так бесцеремонно меня атакуете? Даже неудобно как-то… Так и хочется спросить, а где прелюдия?

– А чего стесняться, Михаил Владимирович? – весело парировал собеседник. – Вы все равно наш, что бы вы не говорили. Это при рождении вы были мамин и папин, а много лет уже наш. И сами это понимаете. Ну что вам стоило трубку бросить? Или послать меня туда, куда Макар телят не гонял? Но не послали? С бумагами вот возились. Фильмы любительские смотрели. Оно вам надо было?

– Природная любознательность.

– Ой, Михаил Владимирович, не во всем виновата природа. Скучно стало?

– Вы и не представляете себе, господин Касперский, как приятно иногда, для разнообразия, поскучать!

– Наверное. Я не пробовал. Мне, знаете ли, скучать некогда!

– Все за родину радеете? Или все-таки за деньги?

– Скажу вам честно, Сергеев, в последние годы это неплохо сочетается. Может быть, перестанем пикироваться, Михаил Владимирович? Ну не к лицу это человеку с вашей героической биографией.

Сергеев вздохнул.

– Я не хочу ни за кем шпионить. Меня не интересует моральный облик Блинова. Я считаю, что нашим с вами общим друзьям я ничего не должен. Понятно?

– Вы забыли добавить, что вы хотите просто спокойно жить в этом прекрасном городе, хм… дружить с госпожой Плотниковой, посещать вашу служебную синекуру…

– Синекуру можете забрать себе. О Плотниковой лучше ни слова – рискуете здоровьем, поверьте. А с тезисом согласен полностью.

– А если я вам скажу, что шпионить не надо? Скажу, что моральный облик Блинова и нас интересует только с познавательной стороны? И заверю, что никаких долгов по отношению к Конторе у вас нет?

– Задам ответный вопрос – что тогда вам от меня надо?

– Нам надо, чтобы Владимир Анатольевич и дальше благополучно жил и работал. А это вы только за последние несколько месяцев и без нас делали два раза. Чтобы его связи с некоторыми людьми росли и крепли. И чтобы вы были в курсе всех его дел. Не для того чтобы докладывать нам. В этом нет необходимости. Сами можете корректировать его активность, но в рамках концепции.

– А какова концепция?

– Концепция, знаете ли, не менялась… Что хорошо для империи, то хорошо и для нас.

Над запыленным плацем сырой осенний ветер гнал клочья серых, как собачья шерсть, туч. Воздух пах сухими травами крымской степи, тленом, легкой, как порох, коричневой пылью и еще слабым запахом гниющих на далеком песчаном берегу водорослей.

Мангуст, сухой и кривоногий, как буденновский кавалерист, стоял перед зябнущей курсантской шеренгой, заложив руки за спину. Было холодно. Очень холодно и невероятно промозгло. С низкого, нависшего над их головами неба то и дело брызгало мелкой водяной пылью.

– Кадеты! – произнес он негромко, но голос его был слышен отчетливо. – Вы все меня не любите. Некоторые из вас меня даже ненавидят. И это нормально. К концу учебы меня будут ненавидеть все. И это тоже нормально. А когда все закончится, кое-кто увидит во мне друга. Это вполне нормально, но маловероятно.

Он улыбнулся одной половиной рта и обвел строй взглядом.

– Есть одно правило, кадеты, которое нужно запомнить. Одно. Основное. Правило. Если вы поймете, что я имею в виду, любые тяготы и лишения будут казаться вам несущественными. И я, и вы служим не Генеральному секретарю, ни министру обороны, ни ЦК КПСС. Мы служим империи. Она была до нас, она будет, когда нас не будет и сама память о нас сотрется. Но она останется благодаря каждому из нас. Вот почему я хочу, чтобы вы запомнили эту мысль и повторяли ее каждый день, особенно когда вам будет херово. Что хорошо для империи, то хорошо и для нас!

Строй молчал, медленно синея лицами на режущем, как бритва хулигана, осеннем ветру.

– И каждый раз, когда вам захочется меня задушить, помните об этом. Ничего больше. Ничего личного.

– ПОТОМУ ЧТО!.. – заорал он хрипло, и с двух низкорослых тополей за его спиной в воздух сорвались ошалевшие вороны.

– ЧТО ХОРОШО ДЛЯ ИМПЕРИИ, ТО ХОРОШО И ДЛЯ НАС! – каркнул простуженно строй.

– Уже восемь лет, как нет империи, – сказал Сергеев как можно более спокойно. – А значит, нет и той Конторы…

Он все еще стоял там, на плацу, и с распухшего носа на подбородок текли жидкие сопли, которые было не утереть. И слезились иссеченные пылью глаза.

– Да? – спросил Антивирус тем же ироничным тоном, и Михаил, хоть и никогда его не видел, отчетливо представил себе лицо собеседника – с гладко выбритыми щеками, тонким носом, широко посаженными темными глазами и морщинкой над переносицей. И увидел кривоватую ухмылку на тонких бледных губах. – А вы в этом уверены?

Ах как хороша была Плотникова, когда на нее смотрели телевизионные камеры!

Она была хороша и без них, но в тот момент, когда на нее падал свет от ламп освещения, когда вспыхивали красные светодиоды рекордеров, когда перед ее лицом начинали плясать микрофоны, украшенные логотипами каналов, Виктория Андроновна расцветала по-настоящему.

В эти минуты она становилась по-настоящему красивой, но не одухотворенной живой красотой, а холодным совершенством символа. За такими женщинами идут на смерть, за таких женщин сражаются и именно таких женщин благоразумные мужчины боятся до смерти.

Пресс-конференция только что кончилась, медленно, потрескивая, остывали софиты, еще тараторили свои заготовки возле ПТСов журналисты-информационники, а Вика уже начинала свой собственный брифинг на пороге Украинского Дома.

Глядя на Плотникову, тесно окруженную толпой репортеров, Сергеев понял, что на месте ее шефа он бы задумался, а стоит ли пускать впереди себя, «ледоколом», столь харизматичную и привлекательную особу.

Она непринужденно шутила, не обращая внимания ни на направленные на нее камеры, ни на диктофоны, и журналисты смеялись вместе с ней, что само по себе было неожиданностью. Ее шеф нравился представителям СМИ в гораздо меньшей степени: в его присутствии шуток себе никто не позволял. Он претендовал на роль народного любимца и изо всех сил пытался показаться рубахой-парнем, но при острых вопросах в свой адрес мгновенно «набычивался» и не мог стереть с лица угрожающее выражение.