Дети Капища - читать онлайн книгу. Автор: Ян Валетов cтр.№ 17

Речь тут шла не о широкомасштабной интервенции, не о локальном захвате ареала обитания с помощью агентов влияния, способных создавать мобильные группы из подсобного человеческого материала. Просто отличный военный эксперимент. И перевербовать таких агентов и членов их групп нет никакой возможности, и переловить всех не получится. Этакие негласные боевые учения, испытания нового вида совершенного вооружения. Учения, на которых не надо думать о безопасности личного состава. Никто никогда ничего не узнает и не докажет.

И ведь пишет кто-то статейки в умные научные журналы, без деталей проведения экспериментов, исключительно по их результатам. Умные, наверное, статейки. Написанные сложным, совершенно непонятным для непосвященных языком. Статьи эти, конечно, абсолютно аморальны и аморальными людьми написаны, но на их научную ценность это никак не влияет.

Если уж у прежних властителей хватало совести испытывать на собственных солдатах атомное, химическое и биологическое оружие, то уж такие локальные опыты над не нужными никому детьми и изгоями общества – просто образец гуманности. Орденами впору награждать, денежные премии выписывать за проявленный в ходе исследований гуманизм.

«Ох, – мечтательно подумал Сергеев, – обнаружить бы это осиное гнездо! Оно тут, в Зоне, рядом с северной границей – и гадать-то нечего. Обнаружить и выжечь каленым железом. В два ствола мы с Молчуном не справимся, конечно. Но Равви не откажется поучаствовать, и в Казацком Курене мне десяточек-другой выделят. Тут главное – удержаться, чтобы этих ребят в белых халатах за яйца по осинам не поразвешивать. Хотя чего тут удерживаться? Может, за яйца по осинам – это еще чересчур гуманно? Может, чего поинтереснее придумать надо, чтобы другим неповадно было?»

Горячая вода, в которой он плавал, вместо того чтобы приводить его в умиротворенное состояние, просто заставляла кровь в жилах двигаться быстрее – он поймал себя на том, что почти не прислушивается к тому, что говорят Красавицкий и Говорова. Воспоминания о каневских событиях и смерти Агафьи, прошедшие перед его глазами за последние минуты, были не из приятных. Но у кого из здесь присутствующих есть приятные воспоминания о последних годах? Разве что совсем далекие. Детские, например. Или те, которые касаются допотопных времен.

Сергеев поймал себя на слове «допотопных» и невольно усмехнулся.

Допотопные. Они все – допотопные. Как мамонты. Как динозавры. Даже Молчун. Самый младший и самый несчастливый из них. Выросший здесь, за колючкой. У него и детства-то не было – сразу же началась борьба за выживание. Ему-то что вспоминать?

«А может, – подумал Михаил, уже различая голоса, – это и хорошо, что воспоминаний мало? Не с чем сравнивать, а значит, нечему завидовать? Но Молчун помнит руки матери. Помнит вкус молока, вкус нормальной, несуррогатной еды. И это хорошие воспоминания. Он все равно помнит, что жизнь не была такой, как есть сейчас. И, значит, страдает от ее несовершенства».

– Спишь, засранец? – спросила Говорова громко. – Интересно, в каком месте моего рассказа ты уснул?

– Уснул? – переспросил Сергеев, выныривая из полудремы. – Нет, Ира, я не спал. Я дремал и все слышал.

– Оставь человека в покое, – попросил Красавицкий, – главное, чтоб не утонул. Ты же не собираешься утонуть в бочке, Сергеев?

Молчун погрузился в воду так, что над краем остались только глаза, потом вынырнул и громко фыркнул, отчего вода вылетела у него изо рта широким веером, – вероятно, он представил Сергеева тонущим в бочке и это зрелище показалось ему смешным. Он снова нырнул, уже с головой, и через миг возник над краем – мокрая, неровно подстриженная челка прилипла ко лбу.

– Ира, – примирительно произнес Сергеев, – я действительно совсем не спал, вернее, не совсем спал. И если пропустил, то самую малость…

Говорова неожиданно тихо рассмеялась и, раскуривая очередную сигарету, отчего вокруг ее силуэта на фоне темного окна возник красноватый ореол, сказала, не оборачиваясь:

– Глупости все… Ты устал, Миша, я понимаю. Просто… Просто мне жаль…

Она пожала плечами, чисто по-женски передернула, и Сергеев, который не видел в этот момент ее лица, почему-то четко представил, как она закусила верхнюю губу.

– Мне ребят жаль. Мне Головко жаль, который в них душу вкладывал. Мне Эдьку, идеалиста сраного, до слез жалко.

– Я же рассказывал о том, что это может случиться, – сказал Сергеев. – Вы не первые и, к моему огромному сожалению, не последние. Поверь, Ира, мне тоже от этого всего больно…

– Сколько их было? – спросил Красавицкий и откашлялся.

– Кого? – спросил Сергеев, изображая наивность чрезвычайно старательно, хотя прекрасно знал, о чем спрашивает Тимур, глядя на него исподлобья.

– Тех, кто бузил. Ты, кажется, так спросил, Миша? Кто это там у вас бузит? Вот я и спрашиваю – сколько их было?

Сергеев с тоской посмотрел на Молчуна. Тот мотнул головой, отчего челка метнулась к правому виску, но потом опять припала ко лбу, и показал Красавицкому четыре пальца.

В комнате воцарилась тишина – только звук потрескивающих в огне поленьев и постукивание ветки об оконное стекло.

– Значит, не все, – сказала Говорова, как отрезала. – Ну что ж, как я понимаю, ты избавил нас от части серьезной проблемы. Но вторая ее часть еще бегает по развалинам.

– Кошка эта египетская жива, – подтвердил Михаил. – Там была девочка, но под твое описание она не подходит.

– Вот черт, Маринка! – Лицо Красавицкого сморщилось, он страдальчески поднял брови домиком. – Эдик так надеялся ее поймать и «почистить».

Он посмотрел на Говорову с растерянностью.

– Как же так, он же ее днем и ночью искал…

– Хорошо, что не нашел, – сказал Сергеев, – а так – не было б у вас Гринберга. Сколько их еще осталось?

– Трое, – Красавицкий потер лоб, словно стараясь смахнуть с него печальные мысли. – Еще трое. Варвара… И двое наших воспитанников.

– Бывших наших, – вмешалась Ирина. – Теперь они ее, а не наши.

– Вооружены? – спросил Сергеев.

– Думаю, что да, – отозвался Красавицкий, – они перед уходом оружием запаслись.

– Видел. Те, с которыми столкнулись мы, были не с пустыми руками. Упакованные ребята. Что, склад не охранялся?

– Охранялся, – сказала Говорова. – Один в тяжелом состоянии, не добили впопыхах. Одного похоронили.

– Весело живете. Нечего сказать.

– Да уж, обхохочешься, – Ирина невесело усмехнулась, гася в импровизированной пепельнице очередной окурок. – Ладно, отмокли – так теперь мойтесь, вытирайтесь и на выход. Ужинать. Там и поговорим. Ребятишки эти – наша проблема. Нам и решать. Тебе за помощь спасибо.

«Интересно, – подумал Михаил, наблюдая, как Говорова зашагала к выходу, – насколько изменилась диспозиция. Раньше все смотрели в рот Тимуру – и он был хоть куда! Жесткий, решительный, смелый. Наверное, он и остался таким же, но сегодня первую скрипку играет Ира. И похоже, что Красавицкий не старается вернуть себе первенство. Неладно что-то в Датском королевстве».