Ничья земля - читать онлайн книгу. Автор: Ян Валетов cтр.№ 7

Потом начал отрезать следующий ломтик, в душе наслаждаясь ситуацией. Ни одну паузу нельзя держать вечно, но если делать это умело…

На четвертом кусочке она не выдержала.

— Плохое воспитание, — сказала она, прикуривая следующую, приторно пахнущую сигарету, — ваша контора всегда была не комильфо.

Сергеев кивнул, соглашаясь. Обе его конторы, и прошлая, и нынешняя, действительно, зачастую, были не комильфо. Это был факт, но вдаваться в подробности или начинать диспут Михаил не хотел.

— Я — Виктория Плотникова. Слышал, наверное?

Сергеев опять кивнул, в очередной раз вонзая нож в вырезку.

— Ты — Сергеев. — Повторила она спокойно. — Ты работаешь у Косоротова. И нам надо поговорить. Тебе кто-нибудь говорил, что когда разговариваешь с человеком надо смотреть ему в глаза?

Он положил приборы рядом с тарелкой, тщательно промокнул губы салфеткой и сказал, почти идеально подстроившись под ее интонацию:

— Кроме того, что я — это я, все не так. Я не работаю у Косоротова. Я работаю в Министерстве по чрезвычайным ситуациям. Второе — это тебе надо со мной поговорить. Мне это совершенно ни к чему. Третье — когда я говорю с человеком, я всегда смотрю ему в глаза. С тобой я пока не говорю. Доходчиво объяснил?

Теперь настала ее очередь кивнуть.

Он опять взял в руки нож и вилку и продолжил трапезу, как ни в чем не бывало.

— А ведь я не уйду, — сказала Вика, на удивление беззлобно, даже посмеиваясь, то ли над собой, то ли над ситуацией. — И не жди.

— А я и не жду, — сказал он, делая глоток вина. — Ты сиди, ради Бога. Ты красивая. На тебя приятно смотреть. Сигареты, правда, у тебя каким-то дерьмом набиты, но это ничего, потерплю.

Она, не сдержавшись, фыркнула, став еще больше похожей на кошку.

— Тебе что-нибудь заказать? — спросил Сергеев. — Поесть? Выпить? Я искренне. Без подвоха. Раз уж мы тут сидим.

Плотникова не выдержала и рассмеялась. Смех у нее был хороший. Не воронье карканье, не жеманное хихиканье, не пейзанский регот, а красивый, грудной смех, сразу вызывающий у любого нормального мужчины вполне объяснимое желание услышать его интимную модификацию в совершенно другой обстановке.

— Закажи. То же, что и себе. Хорошо прожаренный стейк.

— Вино?

Она повернула стоящую перед ним бутылку этикеткой к себе и мизинцем руки, в которой она держала сигарету, слегка пригладила бровь.

Это был только ее жест. Жест, по которому Сергеев потом бы узнал ее из тысячи других женщин. Она вся состояла из таких вот особенных деталей — только ее жестов, только ее запахов, только ее словечек.

Она отличалась от всех женщин случавшихся в его жизни, как отличается итальянский автомобиль ручной сборки от стандартного творения советского автопрома. Или, если это кажется слишком приземленным сравнением, как картина великого мастера от литографии, отпечатанной тысячами экземпляров.

Это сейчас она говорит о ненависти — теперь она почти чужая женщина, пресс-секретарь Премьера, дама при власти. Раньше она говорила о любви. О взаимопонимании. Хочется думать, что искренне говорила. Сейчас она врет — еще несколько лет назад вспыхнувшие на уровне химии тел чувства волновали ее больше работы, больше карьеры, больше, чем имидж «охотницы» и уж наверняка больше, чем содержимое его штанов. Это прекрасно дополняло взаимный интерес — им было очень хорошо в постели, но не было главным в отношениях.

Пока ее не купили. Пока она не изменила. Интересно, что случилось первым? Он никогда не задавал лишних вопросов. Подозрения? Подозрения, наверное, были. Уж слишком вызывающе хороша и сексуальна она была. Но он не хотел об этом думать. Их роман изменил его настолько, что Сергеев, любивший женщин и любимец женщин, все время их брака и не помышлял о случайных связях. И, по наивности или слепоте, свойственной всем влюбленным мужчинам, переносил собственные соображения и мироощущения на жену.

Что было в действительности? Зачем теперь об этом думать? Все закончилось. Они почти чужие люди. Все, что объединяло их — в прошлом. Будущего нет, и не будет. И нечего удивляться, что в словах ее не слыхать даже тени приязни. Теперь он, создающий ее шефу проблемы, для нее помеха. Обуза. Раздражающий фактор. Заноза в заднице. Разве можно с любовью говорить о занозе в заднице?

Жаль, но у всех есть своя цена. Ценой Вики оказалась власть. Не самый худший вариант, если посмотреть объективно. Не деньги — она зарабатывала достаточно и будучи Робин Гудом. Не молодые мальчики с крепкими телами — она всегда считала их вибраторами на ножках и чисто прикладным предметом. Ни шмотки, ни камни, ни дорогие авто, ни меха…

Лысенко купил ее легко и просто, сделав старшей над коллегами, дав ей возможность «рулить», выбирать, кого допустить, а кого не допустить к телу, кого принять, а кого не принять в кортеж, сопровождающий Лысого на политически важное мероприятие. Он купил ее, сделал полностью безопасной для себя, дав Вике возможность рассылать «темники» от его имени, наказывать тех, кто пытался писать «мимо кассы», тех, кто отзывался плохо о ней самой и методах ее общения с бывшими, теперь уже бывшими, коллегами. Она перестала быть Викой. Она стала Викторией Андроновной. Бывшая фам-фаталь, звезда журналистских расследований, хрипловатый голос свободы — стала голосом власти, получившим право карать и миловать недрогнувшей рукой. Ни один чиновник не мог бы делать это эффективней, чем она, знавшая в тонкостях повадки и хитрости своих бывших товарищей. Ее не мог обмануть эзопов язык, не вводили в заблуждение тонко завуалированные намеки — это было ее оружие, ее территория, ее приемы. И она не знала жалости при достижении поставленной задачи. Как, впрочем, и не знала ее, находясь на другой стороне баррикад. Как вообще ее не знала, наверное.

Она брезгливо топырит губу, морщит лоб, и лицо ее становится неприятно знакомым, словно это Лысенко сделал операцию по изменению пола и напялил на себя парик из ее волос. А тогда…

Тогда она посмотрела на этикетку, приглаживая бровь, выпустила тонкую струйку гвоздичного дыма и сказала:

— Чилийское красное? Годится. Просто попроси принести второй бокал.

Из угла доносилась посвистывание окарины и гитарный перезвон — трио музыкантов наряженных в пончо и сомбреро, кутаясь в табачный дым, добросовестно отрабатывало свою зарплату, оправдывая аргентинское название заведения.

Официант, лысоватый мужичок, лет этак сорока, с вороватыми бесстыжими глазами, явно не мог оторвать от нее взгляда, разве что не облизывался, но исполнил требуемое быстро и аккуратно. Вика пригубила вино и, поставив бокал на стол, закурила следующую сигарету от окурка старой.

— Волнуешься? — спросил Сергеев.

Она пожала плечами.

— Нет. С чего бы… Просто хочу курить.

— Потому, что мне не нравится дым?

— Потому, что мне он нравится.