Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 68

– Представления не имею.

– И больше ничего?

– Нет.

– Странная штука... Вероятно, дархи должны были появиться в телепорте только через цикл. Сам бы Петруччо его уже не открыл. Для Арея было еще рано. Но и он не открыл бы один чемодан дважды. Значит, судьбе необходимо было еще одно звено, – предположила Улита.

Меф продолжал внимательно изучать Чимоданова. Последнее время он все чаще ловил себя на том, что становится подозрительным.

– А почему ты не выбросил чемодан, когда понял, что там нет ничего стоящего? Зачем таскал с собой? – спросил он.

Взгляд у Петруччо стал затравленным.

– Я не мог. Его нельзя выбросить. Нельзя даже надолго оставить.

– Почему?

– Не знаю. Просто чувствовал, что нельзя, и все. Это меня жутко тяготило. Хотел даже в воду выбросить, когда мы на катере плыли, но не решился. А то бы еще нырять пришлось, – уныло признался Чимоданов.

– Хорошенький подарок тебе сделали! Типа дареного коня на колбасу не сдают, – сказал Меф с усмешкой.

– Петя, а нам ты почему ничего не сказал? – удивилась Дафна.

У Чимоданова побелел кончик носа. Может, обиделся, что его назвали Петей вместо Петруччо?

– Боялся.

– Чего боялся?

– Этой истории с оживлением. У меня было чувство, что я сделал что-то не то.

– Доперло, наконец? – насмешливо спросила Улита.

Арей неопределенно посмотрел на Петруччо и, видно, сделав на его счет все необходимые выводы, занялся изучением чемодана.

– Друг мой, знаешь, что такое «пробой»? – спросил он.

Чимоданов дернул головой.

– Не-а. Инструмент, что ли, какой-то?

– Пробой – это когда в спарринге тебя кто-то настреляет по ноге или в корпус. Вроде как ты выдержал удар, но мышцы-то уже пробиты. Потом в раздевалке тебя пальчиком кто-нибудь в шутку ткнет в это место, а ты – хлоп! – повалился.

– К чему это вы? – не понял Чимоданов.

– Это я про человека. Каждый человек в состоянии тащить на себе определенное число неприятностей. Одну большую, две средних, три загрузона и так далее. Но потом наступает предел. Человек загружен уже по уши. Попроси его коробок спичечный передать – он тебя убьет. Веришь?

– Верю. Но я-то тут при чем?

– А притом! В общем, Чимоданов, у тебя был интеллектуальный пробой. Тебе сплавили чемодан-телепорт из мира мертвых, а ты его взял.

– Из мира мертвых?

– Разве это не было понятно сразу? – удивился Арей.

Как страж мрака он не то чтобы презирал такие артефакты, но брезговал ими, как крупный хищник брезгует смердящей падалью.

– Лично для меня в этом уравнении осталось два неизвестных. Ведьмак, который явился к Чимоданову. Кто он? С какой стати он подсунул этот чемодан? Смысл? И еще вопрос – кого оживил Петруччо? – заметил Арей задумчиво.

Улита подошла к лестнице. На этот раз ее ладонь не встретила преград. Защита валькирий исчезла.

– Эссиорх, зайчик! Пойдем со мной! Девочка хочет на воздух! В подземелье у нее начинается клаустрофобия! – сказала ведьма.

Мефодий оглянулся на Дафну. Та наглаживала Депресняка с такой целеустремленностью, словно пыталась решить школьную задачу: сколько времени нужно гладить одну кошку, чтобы выделившейся энергии хватило вскипятить литр воды. Правда, в задаче кошка не была лысой.

– А что будет с Даф? Теперь, когда стражи убрались в Тартар, к ней вернется сила? – спросил Меф.

Даф, давно собиравшаяся спросить о том же самом, взглянула на Мефа с благодарностью. Она всегда испытывала непонятную робость и даже страх, когда ей самой приходилось обращаться к Арею. Слишком много насмешки было всегда в его голосе, слишком много холода в глазах. Для светлого стража, выросшего в Эдеме, где все пытаются улыбаться и ободрять друг друга, привыкнуть к этому оказалось непросто.

Арей пристально уставился на Мефодия.

– Что, синьор помидор, жалко тебе ее? В мире три миллиарда женщин – не таких хорошеньких, не таких молодых, не таких длинноногих и не только, вообрази, лишенных магии, но и никогда ее не имевших. Почему бы тебе их не пожалеть, а? Если уж жалеть, то всех? – спросил Арей с насмешкой.

– Я всех и жалею, – ответил Меф.

– Оно и видно. Этим миром правит слюнявая жалость, смешанная с такой же слюнявой злобой. И это скучно, милый мой. Скучно и пошло. Я считаю: людей надо принудительно подвергать тесту на гуманизм. И если гуманизма мало, пристреливать на месте. Если гуманизма много, то тоже пристреливать, ибо забродивший гуманизм хуже взрывчатки. Непонятно, почему светленькие до сих пор не поддержали эту здравую идею? А, Эссиорх?

– Вы хотели рассказать, что теперь будет с Даф. Вернется ли к ней сила? – напомнил Меф.

– Я хотел? – удивился мечник. – Ты передергиваешь. Это ты хотел. Ну ладно!.. – Арей взглянул на Дафну, затем оглянулся на Улиту и коротко приказал:

– Улита, посмотри!

Улита, собравшаяся удрать с Эссиорхом, неохотно приблизилась к Даф и бесцеремонно пригнула к себе ее голову.

– Слютшай, деушка! Твой аур похож на пористы апельсин! Такофф аур быват у обытщны человек, а не у страшш!.. У стража должен быть такой аур, чтобы пуф-пуф из пистолет, а пуля отскакивать от аур! Фот что значит хореший аур для страшш! – сообщила ведьма и, щелкнув Даф по лбу, отпустила ее.

– А зачем акцент? – спросила Даф, потирая лоб.

– С акцентом проще сообщать плохие новости. Старый фокус докторов. Вместо того, чтобы пугаться, пациент или перестает понимать смысл слов или путается в терминологии, – пояснила ведьма.

– Так значит, все плохо?

– О, я-я! Фантистиш плехо! Яд впиталься в крев и плот и делат свой убийствены трют. Если раньше мы зреть страшш, теперь перед нами обытшны деушка! Если сейчас кто-то сделать тебе пуф-пуф – ты будешь отдыхай мертвы и холедны как утюкк!

– А флейта Даф сможет стать прежней? – спросил Меф с надеждой.

– Вопрос дилетанта. Флейта и так прежняя, – сквозь зубы отвечал Арей. – Проблема в самой Даф. Она и прежде, без разрушительного действия яда, с каждым днем все больше становилась человеком. Воздействие лопухоидного мира, удаленность от Эдема, земные чувства и другие причины делали ее такой. Это страж мрака может валяться в бытовой грязи и не испачкаться. Со стражами света, увы, дело обстоит иначе. Теперь Даф просто заурядная девчонка, которая была когда-то светлым стражем. Но мало ли кто и когда кем был? Вспоминать о прошлом значит увязнуть в нем. Думать надо о будущем.