Депресняк подошел и, поглядывая вниз, стал
тереться о руку Мефа. Он явно поощрял Буслаева свалиться и порадовать
скучающего котика новыми впечатлениями. Дафна бросилась оттаскивать Мефа.
– Буслаев, ты сумасшедший! – сердито
заявила она.
– Тэ-5! – сказал Мефодий.
– Что за «Тэ-5»? – заинтересовалась Даф.
– «Тип пять» – девушки, которые называют по
фамилии.
– Чего?
– Классификация Эди Хаврона. Он вечно что-то
такое изобретает. Девушки бывают нескольких типов. Тэ-1 чаще всего зовет своего
молчела по имени: «Вася, Дима, Боря». Это нейтральные нормальные девушки,
любящие собак и горький шоколад. Клинического психолога этот тип не
заинтересует.
– А если Васька, Сережка, Борька?
– Это тот же Тэ-1, но когда он чуть-чуть
сердит или, напротив, в игривом настроении. Немного опаснее модификация Тэ-1,
которая говорит «Серега, Василий, Борис». Это деловые серьезные девушки с
отличной хваткой. Возможно, они и сентиментальны, но хорошо держат дистанцию и
выносливы в бою.
– А Тэ-2?
– Девушки Тэ-2 говорят «пусик, дусик, зайчик».
Эти болтливы, нежны, неплохо готовят и со временем становятся хорошими матерями
для девочек. Правда, есть еще вариация «Тэ-2», которая говорит «мой» или «мой
муж». Это, по словам Эди, скучные и унылые потребительницы с большими
запросами. Пользы от них – нуль.
Даф фыркнула, представив себе Хаврона,
который, скользя с подносом между столиками дамского кафе, высматривает
интересные типажи.
– А Тэ-3? – спросила она.
– Тэ-3 зовет спутника по имени-отчеству:
Аркадий Николаич, Петр Сергеич. Хороший уважительный вариант для третьего
брака, но большой страсти тут не светит... Тэ-4 используют клички и прозвища:
«Огурец», «сержант», «Лысый» и так далее. С этими девушками неплохо ходить на
секцию фехтования или выбираться в горы. Они тащат свои рюкзаки сами и не ноют,
что натерли ноги. Хорошие мамы для мальчиков.
– М-да! Я и не знала, что Эдя думает о
продолжении рода. Мне казалось, он морально недозрелый, – обрадовалась за
Хаврона Даф.
– Эдя – очень даже зрелый. Ты его просто
неправильно понимаешь. Лет через десять из него сформируется ужасно правильный
зануда, – сказал Меф.
– Так что у нас с Тэ-5? Девушки, которые
называют по фамилии?
– Это прекрасные девушки. Самые лучшие. Они
обычно самостоятельны или скорее хотят выглядеть самостоятельными. На деле же
они очень ранимы. Причем не так, как твой Депресняк, в упор из пулемета, а на
самом деле. Их нужно беречь, – осторожно сказал Меф.
Даф взглянула на него с недоверием.
– И это все? Хочешь сказать, что Эдя
воздержался от гадостей в адрес Тэ-5. На него это не похоже.
– А вот и воздержался.
– Поклянись!
– Клянусь мамой Тухломона! – сказал Меф,
и оба захохотали.
Мифическая мама Тухломона была им обоим хорошо
известна. Они представляли ее себе в мельчайших деталях – этакая расплывшаяся
плаксивая дама с подвязанными зубами, которая вечно лжет, подводит карандашиком
бровки, обожает примеривать чужие вещи, ворует из ресторанов посуду, а в гостях
незаметно пересыпает из чужих кошельков мелочь. Кроме того, она жуткая сутяга.
Гавкнет, к примеру, соседская собака в подъезде, она сразу подает иск о
причинении ей морального и физического ущерба на десять тысяч долларов.
Приложения – свидетельство дворника Зайкина, что собаки умеют лаять, и справка
от врача ухо-горла-носа об обращении с жалобой на слух.
Сыночек Тухломоша сам наверняка побаивается
свою мамашу и при встречах осторожно целует ее в пяти сантиметрах от щеки. Даф
с Мефом даже подумывали, не попросить ли Чимоданова вылепить оживающую модель
мамаши из пластилина. Технически это было выполнимо.
Неожиданно Депресняк выгнул спину и зашипел. В
воздухе возникло полупрозрачное лицо Улиты. Дистанционный вызов. Меф знал, что
Улита их сейчас не видит, но может слышать.
– Эй вы! Улизнули и рады? А трудиться кто
будет? Я тут вязну в бумагах, – заявила ведьма.
Мефодий покосился на Дафну. Та поднесла палец
к губам. Однако Улиту невозможно было одурачить.
– Чего молчите? Не придуривайтесь! –
нетерпеливо повторила она.
– Припряги Чимоданова! – посоветовал Меф.
– Чемодан и так загружен. Он порет суккубов.
Судя по воплям, очень старательно.
– Тогда Нату! – сказала Даф.
– Нату я засадила писать программу продвижения
легких наркотиков на второе полугодие. Скрытая реклама, тематические бренды,
создание молодежной моды и так далее. Канцелярия уже бесится. Мы все сроки
завалили.
– Нату? Писать продвижение? Да она все из
Интернета сдует! Даже шрифты и те не поменяет... Помнишь, какую лажу мы
отослали по пропаганде лжи и насилия? Суккубы и те ржали, – возмутился
Меф.
Ведьма особо не спорила. Ей было плевать.
– Не нравится – пиши сам. Или пусть Даф пишет.
Даф писать отказалась и спросила, что делает
Мошкин.
– Евгешу я послала наказывать комиссионеров,
но что-то там подозрительно тихо. Сдается мне, что они задурили ему
голову, – сказала Улита, озабоченно оглядываясь.
На самом деле она оглянулась, конечно, в
канцелярии, но, казалось, будто ее огромное прозрачное лицо всматривается в
лабиринты старых кварталов у Чистых прудов.
– А завтра нельзя? – спросил Меф.
– Кончай отмазываться, Буслаев! Завтра нельзя.
Сегодня «зя»! – непреклонно ответила Улита и растаяла.
* * *
Делать нечего. Пришлось Мефу и Дафне
отправляться в офис. Поначалу они собирались телепортировать, но после решили,
что пройдутся пешком. Особого рвения лучше не проявлять, а то так припрягут,
что взвоешь. Лучшая трудовая тактика в принудительных условиях, как известно,
разумный и умеренный пофигизм. Пофигистов начальство терпит гораздо дольше, чем
трудяг, которые поначалу вкалывают как гномики в алмазной шахте, а затем,
загруженные по уши, выбиваются из сил и начинают грубить.
На полдороге к резиденции мрака Меф неожиданно
остановился и придержал Дафну за локоть. Они стояли у девятиэтажного блочного
дома, унылого, как десять тысяч его собратьев. Если он чем-то и отличался от
большинства, то лишь многочисленными нашлепками кондиционеров, похожими на
заклеенные бумажками порезы после бритья.
Обострившаяся интуиция подсказала Мефу, что в
подвале что-то происходит. Сделав Дафне знак ступать тише, Мефодий зашел в
подъезд. По левую руку протянулись зеленые почтовые ящики, которые с
изобретением телефона и Интернета с каждым годом утрачивали свой почтовый смысл
и становились просто мусорными ящиками для никогда не выгребаемой рекламы.