Тобела Мпайипели ждал, пока загорится зеленый, на углу Аддерли и Рибек-стрит, когда снизу вдруг послышался голосок:
— Ты почему такой гру-устный?
Рядом стоял уличный мальчишка, уперев кулаки в худые, детские бедра. Сколько ему лет — десять, одиннадцать?
— Я что, правда выгляжу грустным?
— Ты похож на кота, который украл сметану. Дай денег на хлебушек!
— Как тебя зовут?
— А тебя?
— Тобела.
— Дай на хлебушек, Тобела.
— Сначала скажи, как тебя зовут.
— Мозес.
— Что ты сделаешь с деньгами?
— Я ведь сказал, зачем они мне!
К ним подошел малыш поменьше — тощий, сопливый, в одежде не по росту. Тобела инстинктивно вытащил из кармана носовой платок.
— Пять рандов, — сказал малыш, протягивая руку.
— Пошел ты, Рандалл, я первый его увидел.
Ему захотелось вытереть Рандаллу нос, но малыш проворно отскочил в сторону.
— Не трогай! — пискнул он.
— Я хочу вытереть тебе нос.
— Зачем это?
Хороший вопрос.
— Ты нам денег дашь? — спросил Мозес.
— Когда вы ели в последний раз?
— Дай вспомнить. Какой сейчас месяц?
Из за угла показалась еще одна фигурка — девочка с копной вьющихся спутанных волос. Она ничего не говорила, просто стояла с протянутой рукой, другой рукой придерживая расходящиеся полы большого рваного мужского пиджака.
— Да ладно, забей, — сказал Мозес. — Я тут главный.
— Вы родственники? — спросил Тобела.
— Мы-то откуда знаем? — удивился Мозес; двое других захихикали.
— Есть хотите?
— Мать твою, — вздохнул Мозес. — Вечно мне не везет. Вот глупый ниггер!
— Ты много ругаешься.
— Я ведь уличный, мать твою!
Он посмотрел на троицу. Мрачные, босые. Ясные, живые глаза.
— Я иду в «Шпору». Хотите со мной?
Дети ошеломленно молчали.
— Ну?
— Ты что, извращенец? — спросил Мозес, прищурившись.
— Нет. Я просто есть хочу.
Девочка ткнула Мозеса локтем в бок и вытаращила глаза.
— Нас из «Шпоры» выкинут, — сказал Рандалл.
— Я скажу, что вы — мои дети.
На секунду все трое затихли, а потом Мозес засмеялся: смех у него был громкий и резкий.
— Наш папочка! Ну надо же!
Тобела зашагал вперед.
— Так вы идете?
Только через десять-двенадцать шагов девчушка ухватила его за палец, да так и шла всю дорогу до «Шпоры» на Странд-стрит.
22
Она смотрела в окно невидящим взглядом.
— Сначала я думала, что режу себя из-за отца, — тихо сказала она и вздохнула, вспоминая. — Или из-за Вильюна. Я думала, что мне нравится мое ремесло и что у меня все идет неплохо. — Кристина повернулась и посмотрела на него, снова вернувшись в настоящее. — До меня не доходило, что я такая именно из-за того, чем занимаюсь. Тогда не доходило. Сначала мне нужно было избавиться от этой работы.
Священник медленно кивнул, но ничего не ответил.
— А потом, после Карлоса, все изменилось, — продолжала она.
Карлос позвонил ей рано, в начале десятого утра, и сказал, что хочет пригласить ее к себе на всю ночь.
— Карлос не хочет ссориться из-за денег. Три тысячи, идет? Но ты должна выглядеть сексуально, кончита. Очень сексуально — у нас официальный прием. Черное платье, но такое, чтобы были видны сиськи. Карлосу хочется похвастаться. В семь часов мои ребята за тобой заедут. — Он отключился.
Сначала она рассердилась, потом гнев куда-то улетучился. Она сидела на краю кровати, по-прежнему прижимая к уху мобильник. Она понимала всю бесплодность своего гнева, понимала, что злиться на него бесполезно.
К ней подошла Соня с куклой в руке:
— Мама, мы поедем кататься на велосипеде?
— Нет, милая, мы пойдем по магазинам.
Малышка радостно бросилась к себе в комнату, как если бы магазины были ее любимым занятием.
— Эй, ты!
Соня остановилась на пороге и лукаво дернула плечиком.
— Кто, я? — Она отлично знала свою роль.
— Да, ты. Пойди-ка сюда!
Соня затопала по ковру — по-прежнему в зеленой пижамке — и бросилась прямо в мамины объятия.
— Ты моя любовь, — начала Кристина, целуя дочку в шейку.
— Ты моя жизнь, — хихикнула Соня.
— Меня бросает в дрожь от твоей красоты!
— Ты мое небо, ты мой дом. — Девочка положила голову на грудь матери.
— Ты мой единственный рай, — сказала она, крепко обнимая дочку. — Иди одевайся. Будем покупать до упаду!
— Покупки до упаду?
— Покупки до упаду! Совершенно верно!
Три года и четыре месяца. Еще два года — всего два года, — и она пойдет в школу. Еще два года, и ее мать оставит свое ремесло.
Она записалась в салон красоты «Карлтон» на вторую половину дня и повела Соню в «Хип-хоп» на другой стороне Кэвендиш-сквер. Продавцы уделяли больше внимания хорошенькой девочке со светлыми кудряшками, чем даже ей самой.
Она стояла перед зеркалом в черном платье. Низкий вырез, короткая юбка, голая спина.
— Очень сексуально, — одобрительно заметил цветной продавец.
— Нет! — возразила Соня. — Мама очень красивая.
Все трое рассмеялись.
— Я беру его.
Для салона красоты было еще рано. Она повела дочку в магазин детской одежды.
— Теперь можешь выбрать платье для себя.
— Я тоже хочу черное.
— У них нет черных.
— Я тоже хочу черное!
— Черные платья только для взрослых, малышка.
— Я тоже хочу быть взрослой!
— Нет, не хочешь. Поверь мне.
Няня неодобрительно покосилась на ее наряд, когда она привела Соню.
— Не знаю, когда закончится мероприятие. Будет лучше, если она у вас переночует.
— Судя по платью, мероприятие закончится очень поздно.
Кристина сделала вид, что не слышала последнего замечания, и крепко обняла дочку.
— Веди себя хорошо. Утром мама за тобой приедет.
— Пока, мам!