Пик Дьявола - читать онлайн книгу. Автор: Деон Мейер cтр.№ 30

Он расплатился за газировку, зашагал к таксофонам и снова набрал номер.

— Простите, профессор Аккерман вернулся?

— Минуточку.

Секретарша соединила его. Он снова назвался вымышленным именем и заявил, что он журналист, который внештатно сотрудничает со многими изданиями. Далее он сказал, что прочел статью в архивной подшивке «Бургера», где профессор утверждал: педофилы неисправимы. Ему важно понять, что это значит.

Профессор вздохнул и помедлил с ответом.

— Ну, мистер Нулвази, это значит именно то, что я сказал.

— Нзулувази.

— Извините, я совершенно не запоминаю имен. Я хотел сказать, что официальная точка зрения такова: согласно статистике, реабилитация подобных субъектов не оправдывает себя. Иными словами, даже после длительного тюремного срока никто не гарантирует, что педофил снова не нападет на ребенка. — В голосе профессора слышалась усталость.

— Официальная точка зрения…

— Да.

— Она расходится с тем, как все обстоит на самом деле?

— Нет.

— Но мне показалось, вы не поддерживаете официальную точку зрения.

— Дело не в поддержке. Дело в семантике.

— Простите…

— Мистер Нулвази, можно вас попросить не записывать то, что я вам сейчас скажу?

На сей раз Тобела проигнорировал неправильное произношение фамилии.

— Конечно.

— И вы не будете меня цитировать?

— Даю вам слово.

Профессор снова замешкался с ответом, как будто взвешивал ценность своих слов.

— Суть в том, что… я вообще не верю в то, что их можно реабилитировать.

— Совсем?

— Это ужасное заболевание. А лекарство от него нам еще только предстоит найти. Трудность в следующем: иногда нам кажется, что мы ближе подошли к решению проблемы, но оказывается, никакого решения нет вовсе. — В голосе профессора слышалась все та же отчаянная, безнадежная усталость. — Они выходят из тюрьмы и рано или поздно снова берутся за свое, а в результате мы имеем еще больше искалеченных детских судеб. Вред, который наносят педофилы, огромен. Он неизмерим. Он разрушает жизнь, окончательно и бесповоротно. Он причиняет невероятные травмы. И с каждым годом таких искалеченных судеб все больше. Бог знает, в чем тут дело. Либо наше общество порождает все больше подонков, либо беззаконие, которое творится у нас в стране, толкает их к новым злодеяниям. Не знаю…

— Значит, по-вашему, их вообще нельзя выпускать на свободу?

— Поймите меня правильно. Я знаю, что вечно держать их за решеткой негуманно. Педофилам в тюрьме приходится несладко. Их там считают последними отбросами. Их насилуют, бьют и унижают. Но они отбывают наказание, проходят программу реабилитации, выходят на свободу и берутся за свое! Некоторые — сразу, другие — через год, два, три. Не знаю, как решить эту проблему, но нам придется ее решать.

— Да, — сказал Тобела, — нам придется ее решать.

Как скучно, должно быть, повседневное существование священника — он сидел и слушал ее с неизменным интересом. Он по-прежнему слушал ее рассказ внимательно; на лице у него застыло нейтрально-сочувственное выражение, руки расслабленно лежали на столешнице. В доме было тихо, снаружи — тоже, слышалось только зудение мошкары. Ей было странно — она привыкла к вечному шуму машин, людей — к шуму большого города. Она и сама всегда в движении.

Здесь идти было некуда.

— Денег у меня больше не было. Если у тебя нет денег, тогда должно быть время выстаивать длинные очереди с ребенком на руках в ожидании прививок, рецепта на лекарство от кашля или поноса. Если у тебя есть ребенок и тебе нужно работать, значит, надо платить няне или за ясли. Если ты работаешь официанткой, тебе нужно приплачивать кому-то, кто присмотрит за ребенком ночью. А еще представьте, каково это — пешком возвращаться домой с ребенком на руках в час ночи зимой… Разумеется, я не могла позволить себе такси. Если ты не будешь работать ночами, ты упустишь самые выгодные смены и самые щедрые чаевые. Поэтому ты ничего не покупаешь себе и мечешься, пробуя то одно, то другое, пока не понимаешь, что все равно не выиграешь.

Я больше не справлялась — на меня столько всего навалилось. Каждый понедельник я читала приложение «Работа» к газете «Таймс» и рассылала резюме куда только можно: на должность секретарши, регистратора в поликлинику, клерка. Потом, если везет, тебя приглашают на собеседование. Но там всегда происходит одно и то же. У вас нет опыта работы? Ах, у вас ребенок… Вы разведены? Извините, нам требуются люди с опытом работы. Нам нужен сотрудник с машиной. Нам нужен сотрудник, который знает бухучет.

Извините, но мне надо было выживать. Я уволилась из кофейни, потому что там давали слишком мало чаевых — кроме того, зимой вообще было мало посетителей. Мне удалось устроиться в «Траулер», рыбный ресторан, который открылся на Клоф-стрит. И вот однажды вечером один посетитель вдруг спросил меня: «Хочешь заработать по-настоящему?» — и я ответила: «Да». Тогда он спросил: «Сколько?» — но я ничего не поняла: «Столько, сколько смогу». А он ответил: «Триста рандов», и я спросила: «Триста — за сколько? За день?» А он этак улыбнулся и сказал: «Ну, вообще-то за ночь». Он был самый обычный посетитель, около сорока, в очках, с брюшком, и я спросила: «Что я должна буду делать?» — а он ответил: «Сама знаешь», но даже тогда у меня ничего не щелкнуло. Тогда он сказал: «Принеси ручку, и я напишу тебе мой адрес. Я остановился в таком-то отеле». Наконец до меня дошло. Я стояла и смотрела на него. Мне хотелось затопать ногами, накричать на него. За кого он меня принимает? Я жутко разозлилась, но что я могла поделать? Он все же был посетителем. Я принесла ему счет, а когда подняла голову, он ушел. Он оставил мне сто рандов чаевых и записку с номером, а ниже приписал: «Пятьсот — за час?» Я сунула записку в карман, потому что боялась, что кто-нибудь ее увидит.

Пятьсот рандов! Когда платишь за жилье шестьсот восемьдесят, пятьсот — большие деньги. Если нужно платить четыреста пятьдесят в ясли плюс дополнительно за выходные, потому что в выходные больше всего чаевых, пять сотен заполняют огромную дыру. Если живешь на триста рандов в месяц и не знаешь, будут они у тебя или нет, да еще нужно откладывать на машину, потому что как забирать ребенка от няни в дождь… в общем, я то и дело вынимала ту записку из кармана и перечитывала ее. Но кто это понимает? Какой белый человек это понимает?

А потом думаешь: а какая, собственно, разница? С этим сталкиваешься каждый день. Приходит парочка; кавалер кормит даму, поит ее вином, а ради чего? Чтобы затащить ее в постель. Какая разница? Триста рандов за обед или пятьсот за секс.

Мужчины в любом случае ко мне приставали. И сначала, в кофейне, даже когда я была беременна, и потом, в «Траулере» — просто проходу не давали. Постоянно, все время. Некоторые только косились, некоторые отпускали замечания вроде «хорошая фигурка» или «ну и попка у тебя, красотка». Некоторые напрямую спрашивали, свободна ли я вечером в пятницу, или интересовались, есть ли у меня кто-нибудь. Тщеславные оставляли номер мобильного на счете, как будто они — дар Божий. Некоторые начинали знакомство с общих вопросов: «Откуда ты?», «Давно ли живешь в Кейптауне?», «На каком факультете учишься?». Но я прекрасно понимала, что все они хотят одного и того же, потому что скоро они спрашивали: «Ты живешь одна?» — или восклицали: «Господи, мы с тобой так хорошо разговорились! Может, встретимся после твоей смены, еще поболтаем?» Сначала ты думаешь, что ты — нечто особенное, потому что среди них попадаются симпатичные и остроумные, но потом ты слышишь, что они закидывают удочки и пристают ко всем, даже к самым уродливым официанткам. Все время, все они, как те кролики из рекламы долгоиграющих батареек — они все не останавливаются; и не важно, шестнадцать им или шестьдесят, женаты они или холосты, все они постоянно высматривают жертву и никак не могут остановиться.