— Прекрасно, — засмеялась Джеки. — Давай так.
Холли выглядела великолепно, лучшего я и пожелать не мог: пряди волос выбились из ее хвостиков и вспыхивали огнем на солнце, она довольно напевала что-то себе под нос. Один взгляд на изящный изгиб ее позвоночника, на небрежные взмахи ног постепенно расслаблял мои мышцы получше первоклассного косячка.
— Ну что, уроки мы сделали, — заметил я. — Давай, как поедим, сходим в кино?
— Меня дома ждут.
Эти четверо по-прежнему переживают еженедельный кошмар: воскресный вечер с мамочкой и папочкой, ростбиф и трехцветное мороженое, прочее веселье и игры, пока у кого-нибудь не поедет крыша.
— Так опоздай, — сказал я. — Взбунтуйся наконец.
— Я обещала встретиться с Гэвом — выпьем по кружечке, а потом он пойдет к ребятам. Я с ним и так мало времени провожу, того и гляди, решит, что я хочу завести любовника. Я просто заехала проверить, как ты.
— Давай и его возьмем с собой.
— На мультики?
— Как раз его уровень.
— Заткнись, — миролюбиво сказала Джеки. — Не любишь ты Гэвина.
— Во всяком случае, не так, как ты. Впрочем, сильно сомневаюсь, что ему это нужно.
— Ты мерзавец, вот ты кто. Слушай, а с рукой у тебя что?
— Я спасал рыдающую девственницу от банды нацистов-сатанистов на мотоциклах.
— Да я серьезно. Ты не упал тогда? Ну, когда ушел. Ты был немного… ну, не в стельку, конечно, но…
Тут зазвонил мобильник — тот, которым пользуются мои мальчики и девочки под прикрытием.
— Поглядывай за Холли, — сказал я и достал телефон из кармана. Имени нет, и номер незнакомый. — Алло!
Смущенный голос Кевина произнес:
— Э… Фрэнк?
— Прости, Кев. Ты не вовремя. — Я нажал отбой и спрятал телефон.
— Это Кевин?
— Ага.
— Ты не настроен с ним беседовать?
— Да. Не настроен.
Джеки с огромным сочувствием посмотрела на меня.
— Все будет хорошо, Фрэнсис. Правда.
Я не ответил.
— Послушай, — сказала Джеки с воодушевлением, — пойдем со мной к родителям, когда отвезешь Холли. Шай протрезвеет, захочет перед тобой извиниться, а Кармела приведет детей…
— Вряд ли, — ответил я.
— Ну, Фрэнсис, почему?
— Папа-папа-папа! — Разрумянившаяся Холли, как всегда вовремя, спрыгнула с качелей и поскакала к нам, высоко поднимая колени, как лошадка. — Я просто вспомнила, и пока не забыла: можно мне белые сапожки? Такие с мехом по краю, и две молнии, и мягкие, и вот досюда!
— У тебя есть обувь. Когда я считал в прошлый раз, у тебя было три тысячи двенадцать пар туфель.
— Не-е-е, они не такие! Эти особенные.
— Посмотрим. Чем они особенные? — Если Холли хочется чего-нибудь помимо необходимого и не на крупный праздник, я заставляю ее объяснять причину; я хочу, чтобы она усвоила разницу между необходимостью, желанием и фантазиями. И очень приятно, что, несмотря на это, она обращается ко мне чаще, чем к Лив.
— У Селии Бэйли такие есть.
— И что еще за Селия? Ты с ней танцами занимаешься?
Холли посмотрела на меня как на тупого.
— Селия Бэйли. Она знаменитая.
— Рад за нее. А чем?
Взгляд стал еще безнадежнее.
— Она звезда.
— Охотно верю. Актриса?
— Нет.
— Певица?
— Нет! — Я тупел на глазах. Джеки наблюдала это разоблачение, пряча улыбку.
— Астронавт? Гимнастка? Героиня французского Сопротивления?
— Папа, перестань! Она из телика!
— Точно так же, как и астронавты, и певцы, и те, кто умеет разговаривать подмышками. А эта дама чем занимается?
Холли угрожающе подбоченилась.
— Селия Бэйли — модель, — сообщила мне Джеки, решив спасти нас двоих. — Ты ее наверняка знаешь. Блондинка, пару лет назад — спутница владельца ночных клубов, потом он ей изменил, она раздобыла его переписку с его новой пассией и продала в «Стар». Теперь она знаменитость.
— А, эта… — сказал я. Джеки оказалась права, я действительно знал ее: местная фифа, чьи главные достижения — любовная связь с упакованным выше крыши маменькиным сынком и регулярные выступления в дневных телепрограммах, где она с душещипательной искренностью и со зрачками с булавочную головку рассказывала, как победила в схватке с героином. Вот что сегодня в Ирландии выдают за суперзвезду.
— Холли, милая, это не звезда, это ломтик пустого места в платье не по размеру. Что она вообще сделала стоящего?
Дочь пожала плечами.
— Что она умеет делать хорошо?
Дочь еще раз пожала плечами — с нескрываемым раздражением.
— Тогда за каким чертом она нужна? Почему ты хочешь быть на нее хоть в чем-то похожей?
Холли обессиленно закатила глаза.
— Она красивая.
— Господи! — Это меня действительно поразило. — Да у этой девицы не осталось ничего натурального цвета — уж не говоря о размерах. Она на человека-то не похожа!
У Холли чуть дым не пошел из ушей — от бессилия и краха надежд.
— Она модель! Тетя Джеки сказала же!
— Она даже не модель. Один раз снялась в дурацкой рекламе питьевого йогурта. Это совсем другое.
— Она звезда!
— He-а, не звезда. Кэтрин Хэпберн — звезда. Брюс Спрингстин — звезда. А эта Селия — громадное ничто. Талдычила, что она звезда, вот горстка кретинов в маленьком городишке ей и поверила. Это еще не значит, что ты должна быть среди этих кретинов.
Холли покраснела, упрямо выпятила подбородок, но пока сдерживалась.
— Все равно. Я хочу белые сапожки. Можно?
Я понимал, что распаляюсь сильнее, чем требует ситуация, но на попятный не пошел.
— Нет. Если начнешь восхищаться тем, кто действительно сделал что-то значительное, то я куплю тебе что захочешь. Я вовсе не желаю тратить время и деньги, чтобы превратить тебя в клон тупоголового чучела, которое считает главным достижением продажу своих свадебных фоток гламурному журналу.
— Я тебя ненавижу! — закричала Холли. — Ты тупой и ничегошеньки не понимаешь, и я тебя ненавижу!
Она от души пнула скамейку рядом со мной и бросилась прочь, не обращая внимания на боль в ноге. Какой-то мальчишка уже занял ее качели. Холли, кипя от злости, уселась по-турецки на газон.
— Господи, Фрэнсис, — вмешалась Джеки. — Не мне учить тебя воспитывать ребенка, я ничего в этом не смыслю, но ты полегче не можешь?