— Со мной он держался довольно-таки мило. Даже покупал шоколадное печенье.
— Еще бы. Не сомневаюсь, он тебя покорил. А здесь ошивался и днем и ночью. Устраивал настоящие допросы с пристрастием, докапывался до мельчайших деталей да еще и комментарии отпускал стервозные насчет того, как, мол, некоторые устроились. Полная чушь. Если у нас есть дом и мы ходим в колледж, это еще ничего не значит… Злобы в нем столько, что на десятерых хватило бы. Будь его право, всех посадил бы под замок. У Джастина прямо истерика начиналась, когда он его видел. Бедняга уже был морально готов к тому, что нас всех вот-вот арестуют. Дэниел убеждал его, что волноваться не о чем, что надо собраться, но вообще-то от самого Дэниела тоже помощи кот наплакал — он ведь думал…
Раф не договорил, нахмурился, уставился в сад.
— Если бы ты не выкарабкалась, мы бы точно друг друга поубивали.
Указательным пальцем я на мгновение прикоснулась к его запястью.
— Я вам сочувствую. Честное слово. Не знаю даже, что еще сказать.
— Ага, сочувствуешь, — сказал Раф, но злость уже ушла и голос прозвучал просто очень услало. — Верю.
— Так что там думал Дэниел? — немного погодя поинтересовалась я.
— Меня не спрашивай. Я вообще пришел к выводу, что лучше ничего не знать.
— Нет, ты сказал, что Дэниел посоветовал Джастину взять себя в руки, но помощи от него было мало, потому что он что-то думал. Что думал?
Раф покачал стакан, наблюдая, как прыгают, стучась о стенки, кубики льда. Отвечать он, ясное дело, не собирался, но игра в молчанку — старый полицейский трюк, и я по этой части виртуоз. В общем, я подперла подбородок кулачком и просто смотрела на Рафа. Ждала. В окне гостиной у него за спиной Эбби указала на что-то в книге, и Дэниел рассмеялся — звук прошел через стекло, слабый, но отчетливый.
— Однажды поздно вечером… — заговорил наконец Раф. На меня он по-прежнему не смотрел. Лунный свет посеребрил его профиль, придав сходство со стертой старинной монетой. — Через пару дней после… Должно быть, в субботу… не знаю. Я вышел сюда и сидел на качелях… слушал дождь… думал, поможет уснуть. Не помогло. Было слышно, как сова убила кого-то… наверное, мышь. Писк был… жуткий.
Он замолчал, и я подумала, уж не кончилось ли все на этом.
— Совам тоже надо что-то есть.
Он косо взглянул на меня — без всякого выражения.
— А потом — не знаю, который уже был час, начало светать — я услышал твой голос. Из-за дождя. Он прозвучал так ясно, как будто ты была там, рядом. — Раф повернулся и указал на мое темное окно. — Ты сказала: «Раф, я иду домой. Подожди меня». Ничего необычного. Никаких странностей. Голос прозвучал совершенно естественно, как обычно, даже немного суховато, будто ты спешила. Как в тот раз, когда ты позвонила мне из-за забытых ключей. Помнишь?
— Помню.
Прохладный ветерок шевельнул волосы, и я невольно поежилась. Не знаю, верю ли я в призраков, но в этой истории было что-то другое — как будто по ребрам полоснули холодным лезвием. Увы, прошло уже больше недели и переживать по поводу того, какую боль я причиняю, было слишком поздно.
— «Я иду домой. Подожди меня», — повторил Раф, всматриваясь в пустой стакан, и я только сейчас поняла, что он, похоже, изрядно набрался.
— И что ты сделал?
Он покачал головой и, криво усмехнувшись, продекламировал из «Герцогини Амальфи»:
— Эхо, с тобой говорить я не стану — ты ведь мертво.
По саду, встряхнув листья и осторожно пригладив плющ, прошуршал порыв ветра. Трава в лунном свете казалась мягкой и белесой, как туман, — протяни руку, и проткнешь насквозь. Я снова поежилась.
— Почему? Разве это не означало, что я пошла на поправку?
— Нет. Не значило. Я был абсолютно уверен, что в ту самую секунду ты умерла. Можешь смеяться, если хочешь, но вот в таком состоянии мы все были. Весь следующий день я только и ждал, что вот-вот приедет Мэки, весь из себя серьезный и сочувствующий, и сообщит, что, мол, врачи сделали все возможное и так далее. Когда он появился в понедельник, такой улыбающийся, и объявил, что ты пришла в сознание, я даже не сразу поверил.
— Так вот что думал Дэниел. — Не знаю, как я это поняла, но сомнений не было. — Он думал, что я умерла.
Раф, помолчав, вздохнул:
— Да. Именно так он и думал. С самого начала. Считал, что ты живой до больницы не доехала.
С Дэнни держи ухо востро, предупреждал Фрэнк. Либо молчун Дэниел сообразительнее, чем я о нем думала — наш с ним обмен репликами перед прогулкой уже вселил в меня тревогу, — либо у него имелись свои причины полагать, что Лекси не вернется.
— Почему? — Я притворилась обиженной. — Я не размазня какая-нибудь. Меня так просто не возьмешь — тут одной царапины мало.
Я почувствовала, как Раф вздрогнул.
— Бог его знает. У него даже была такая завернутая теория, что, мол, легавые объявили тебя живой, чтобы морочить людям головы. Деталей не помню, потому что толком не слушал, да и он не все говорил, скрытничал. Ты ведь знаешь Дэниела.
Не знаю почему, но я решила, что сейчас самое время сменить тему.
— Ага, теория заговора. Давай-ка сделаем ему шлем из фольги — на случай если копы попытаются поймать его мозговые волны.
Я застала Рафа врасплох — он фыркнул и коротко рассмеялся.
— У парня точно паранойя. Помнишь, как мы нашли противогаз? Как он посмотрел на него глубокомысленно и изрек: «Интересно, насколько эта штука эффективна против птичьего гриппа?»
Я тоже захихикала.
— С противогазом и в шлеме из фольги вид у него будет еще тот. Он даже сможет ходить так в колледж.
— А если еще костюм химзащиты…
— Эбби может наделать узоров дырочками….
Ничего особенно смешного в этом не было, но мы тряслись от смеха как пара подвыпивших подростков.
— Господи, — пробормотал Раф, вытирая слезы. — Знаешь, мне это напоминает жуткие пьесы в стиле Ионеско, что обычно пишут третьекурсники: повсюду кучи мясных пирогов, Джастин их постоянно роняет, в углу рыгаю я, в ванне спит Эбби. Спит в пижаме, как какая-нибудь постмодернистская Офелия. Дэниел появляется, чтобы сообщить, что о нас думал Чосер, и исчезает. Твой друг, офицер Крупке, каждые десять минут встает у двери и спрашивает, какого цвета «М&М» тебе больше по вкусу.
Он выдохнул — получилось похоже то ли на нервный смешок, то ли на дрожащий всхлип. Потом, не глядя в мою сторону, поднял руку и взъерошил мне волосы.
— Мы скучали по тебе, глупышка, — грубовато сказал он. — И не хотели тебя терять.
— Ну я же здесь. И никуда не собираюсь от вас уходить.
Я произнесла это легко, почти беззаботно, но в темном саду слова будто обрели собственную жизнь, встрепенулись, порхнули над травой и исчезли за деревьями. Раф медленно повернулся ко мне; свет из окна мешал рассмотреть выражение его лица, и только в глазах отражался тусклым белесым мерцанием лунный свет.