Мертвые возвращаются?.. - читать онлайн книгу. Автор: Тана Френч cтр.№ 43

Ужин потребовал от меня задействовать каждую клеточку серого вещества. Не хватало еще напиться в первый же вечер!

— Мне нельзя принимать алкоголь, — сказала я. — Из-за антибиотиков.

Так впервые за вечер всплыла тема моего ранения — пусть даже косвенно. На какую-то долю секунды — или мне лишь показалось? — все вокруг словно застыло: бутылка, слегка наклонившись, повисла в воздухе, руки замерли посередине жеста. Затем виночерпий Дэниел возобновил свою деятельность: ловким движением плеснул мне в бокал вина — как оказалось, меньше чем на два пальца.

— Ничего страшного, — невозмутимо произнес он. — Один глоток не повредит. Надо же произнести тост. — Он передал мне бокал и налил себе. — За возвращение.

В то мгновение, когда бокал переходил из его рук в мои, на задворках моего мозга прозвучал резкий, предупредительный окрик. В памяти всплыли гранатовые зерна Персефоны. Никогда не принимай пищу от чужих людей! Тотчас вспомнились старые сказки о том, как одного глотка, одного кусочка бывало достаточно, чтобы заколдованные ворота захлопнулись навсегда, а дорога домой растворилась в тумане и ее разметало ветром, словно никогда и не было. А потом, словно рев сирены в мозгу: «Если это все же они, вино наверняка отравлено. Господи, и как меня угораздило! Им ведь ничего не стоит меня отравить». Мысль пронзила словно электрошок. «Вспомни, как они ждали тебя у крыльца, вспомни прямые спины и холодные, настороженные глаза. Им ничего не стоило весь вечер играть с тобой в кошки-мышки, поджидая, когда наступит нужный момент, и при этом ничем не выдать истинных намерений».

Но нет, все четверо, подняв бокалы, улыбались мне. Ничего не оставалось, как подчиниться.

— За возвращение! — сказала я и потянулась через стол, чтобы чокнуться с остальными посреди побегов плюща и пламени свечей: с Джастином, затем с Рафом, Эбби и Дэниелом.

И поднесла бокал к губам. Вино было теплое и бархатистое, на вкус отдавало медом и ягодами, приятно разливаясь по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. И тогда я взяла в руки нож и вилку и принялась за бифштекс.

Может, я просто успела проголодаться. Бифштекс был — пальчики оближешь, и у меня, словно в компенсацию за потерянное время, проснулся аппетит. Увы, никто не просветил меня относительно привычек Лекси в еде, сколько она ела, много или мало, так что никакой добавки, сказала я себе, ни-ни. Вернее, эта мысль посетила меня, как только сотрапезники превратились для меня в реальных людей. Иначе говоря, с того момента, когда мои воспоминания о том вечере начинают складываться в некую последовательность, словно бусинки, нанизываемые на нитку, и события вместо смазанного пятна начинают прорисовываться в нечто ясное и четкое.

— Эбби нашла себе цацку, — поведал мне Раф, накладывая себе на тарелку картошки. — Сначала мы собирались сжечь ее как ведьму, но решили дождаться тебя, чтобы поставить вопрос на голосование.

— Кого сжечь, Эбби или цацку?

— Обеих.

— Это не цацка, — возразила Эбби и ткнула Рафа локтем в бок, — а кукла конца викторианской эпохи. И думаю, Лекси оценит ее по достоинству, потому что она не лицемерка.

— На твоем месте я бы даже не стал брать ее в руки, — предостерег меня Джастин. — Клянусь, проклятая штуковина одержима нечистой силой. Ее глаза следят за мной.

— Тогда просто положи ее, и она закроет глаза.

— Даже пальцем не притронусь. Вдруг она меня укусит? И тогда придется целую вечность блуждать в потемках в поисках собственной души…

— Как я по тебе соскучилась, — сказала Эбби. — Без тебя здесь было не с кем даже поговорить, кроме этих нытиков. Джастин, это всего лишь старая кукла.

— Все равно цацка, — возразил Раф, жуя картошку. — Серьезно, и притом сделана из жертвенной козы.

— Не говори с набитым ртом, — пожурила его Эбби и вновь повернулась ко мне. — Она лайковая, с фарфоровой головой. Я откопала ее в шляпной коробке, в комнате рядом с моей. Платье на ней висит лохмотьями, и когда я закончила вышивать подушку для скамеечки, то подумала, а не смастерить ли для куклы новый гардероб. Здесь так много разных лоскутков…

— А волосы, — перебил ее Джастин, передавая мне овощи. — Ты только посмотри на ее волосы. Это просто какой-то ужас.

— У нее волосы мертвеца, — сообщил мне Раф. — И если уколоть ее булавкой, то слышно, как на кладбище кто-то кричит. Попробуй, убедишься сама.

— Теперь ты понимаешь, о чем я? — спросила меня Эбби. — Нытики. Ума не приложу, с чего он взял, будто у нее волосы мертвеца.

— Потому что твоя кукла сделана году этак в 1890-м, а с математикой у меня все в порядке.

— А кладбище? Где здесь кладбище?

— Где-нибудь да есть. Рядом с деревней. И всякий раз, когда ты протыкаешь куклу иголкой, какая-нибудь женщина наверняка корчится в могиле.

— До тех пор пока не избавитесь от Головы, — с чувством собственного достоинства возразила Эбби, — вы не имеете права обвинять мою куклу в том, что в ней есть что-то жуткое.

— Скажешь тоже! Разве их можно сравнивать? Голова — ценный научный инструмент.

— А мне Голова нравится, — неожиданно произнес Дэниел, отрывая глаза от тарелки. — Чем она тебе не угодила?

— Потому что она в духе Алистера Кроули, вот чем. Скажи, что я права, Лекси.

Фрэнк с Сэмом не сказали мне самого главного, не иначе как проглядели: насколько близки между собой эти четверо. И любые видеоклипы были бессильны передать это ощущение. Впрочем, то же самое можно сказать и о доме. Здесь даже воздух мерцал и переливался, словно его обитатели перебрасывались тончайшими золотыми паутинками, и так до тех пор, пока каждое слово, каждое движение не начинало резонировать в остальных: Раф передал Эбби ее сигареты еще до того, как та начала искать их глазами; Дэниел протянул руку, чтобы взять блюдо с жарким в ту самую секунду, когда Джастин появился в дверях. Реплики следовали одна за другой, словно карты, которые тасует в руках умелый шулер: ни малейшей паузы, ни секундной заминки. Когда-то и мы с Робом были точно такие — словно единое целое.

Ну все, подумала я, мне хана. Отношения четверки являли собой гармонию недостижимых высот, и если я хочу влиться в их хор, то должна назубок знать свою партию и вступить в нужный момент. И не дай Бог пустить петуха. Конечно, поначалу любой огрех можно списать на недомогание, действие лекарств, нервы. Пока что они рады, что я снова дома, сижу с ними за одним столом, а значит, что конкретно скажу — не так важно. Но долго на этом не протянешь — например, мне никто не сказал ни про какую Голову. Несмотря на весь оптимизм Фрэнка, я была готова поклясться: в дежурке уже начали делать ставки — разумеется, за спиной Сэма, — сколько я протяну, прежде чем с треском провалю операцию, причем большинство давали мне максимум три дня. Я на них не в обиде. Более того, поставила бы сама: десять фунтов, на одни сутки.

— Как вы тут жили в мое отсутствие? — спросила я. — Есть что-нибудь новенькое? Кто-то спрашивал про меня? Есть ли открытки?