27
Эстер Бергман пила кофе, а размышляла совсем о другом. Молодой человек по радио сказал, что уже восемь часов. Она давно встала и оделась. Из социальной службы сегодня не придут, и слава Богу.
Нынче, как и вчера, шел дождь, и это тоже слава Богу. Дышать легче. У нее, правда, с этим делом нет таких бед, как у других стариков. Дышала она хорошо. Да и дождь не то чтобы сильный, а так, приятный дождичек, ей даже казалось, будто она в такую погоду лучше видит. Все чистое, промытое, как в новых очках, если их протереть кусочком замши.
Перед конторой она задержалась и прочитала вывеску. Так, на всякий случай. И почему-то занервничала. Ну не глупость ли — идти и расспрашивать чужих людей про эту рыженькую… и ее маму. А ей-то какое дело… Не повернуть ли назад?
— Госпоже Бергман не следовало бы стоять здесь на дожде. — Из конторы вышла девушка. — Могу я вам чем-нибудь помочь? Может, вам надо что-то купить?
— Нет… нет, спасибо. — Она узнала эту девушку. Та всегда ей улыбалась и здоровалась. — А вы даже и имя мое помните…
— Госпожа Бергман так долго здесь живет… Мы с вами разговаривали пару раз. Меня зовут Карин Сольберг.
— Долго живу? Как построили дом, так и живу…
Они действительно переехали сюда в 1958 году, когда все было новеньким и светлым. Эльмер не рассказывал, откуда взялись деньги, а она и не спрашивала. Она никогда и ни о чем не спрашивала. Глупо. Надо было интересоваться.
— Госпожа Бергман промокла…
— Вот я и говорю — войти-то можно? Хочу спросить кое о чем…
— Конечно! Давайте руку. Я вам помогу подняться по лестнице.
В кабинете горела настольная лампа. На столе — ворох бумаг. Зазвонил телефон, но девушка была занята — помогала Эстер устроиться на стуле поудобнее. Она могла бы и сама, но… почему бы нет?
Телефон звонил долго, потом замолк, и только тогда девушка сняла трубку.
— Кто-то уже повесил трубку, — удивилась Карин Сольберг и внимательно посмотрела на Эстер.
Чему это она удивляется? Звонков пятнадцать было, не меньше.
— Погода-то как переменилась, — неожиданно сказала Карин.
Эстер Бергман не ответила. Она обдумывала вопрос, и ей было не до погоды.
— Приятно, правда? После такой жары…
— Я хочу спросить, — решилась наконец Эстер. — Там, у нас во дворе… жили девочка с мамой… в квартире с торца. Может, вы знаете, куда они делись?
Девушка смотрела непонимающе. Ей, похоже, хотелось продолжить разговор о погоде. Смотри-ка, раньше только старики говорили о погоде, а теперь, видно, и молодые тоже…
— Маленькая такая девочка… рыженькая.
— Что имеет в виду госпожа Бергман?
— Да вот как раз и имею в виду — давно я ее что-то не видела. Рыженькую. И маму не видела. Потому и спрашиваю.
— А они… знакомые госпожи Бергман?
— Нет… какие знакомые… А что, незнакомых нельзя искать?
— Ну почему… Но вы хотите что-то про них узнать?
— Я же говорю — давно не видела… А вы?
Карин Сольберг встала, подошла к шкафу, достала небольшую папку и положила перед Эстер.
— Здесь список квартир в вашем доме. С триста двадцать шестой по четыреста восемьдесят шестую.
— Да… и…
— Госпожа Бергман говорит о маленькой девочке с рыжими волосами… А ее мать? Как выглядела мать?
— Откуда мне знать, мать или не мать? Вроде мать… Волосы светлые… а больше-то и не скажу. Я с ней и не общалась ни разу.
— Мне кажется, я их помню, — сказала Карин. — Не так много рыжих.
— У нас-то во дворе? Совсем нет. Она одна и была.
— Мать-одиночка с ребенком… — ни к кому не обращаясь, произнесла Карин Сольберг, роясь в бумагах.
— Я видела объявление, — вдруг сообразила Эстер. — Полиция повесила.
Девушка оторвалась от чтения.
— Что вы сказали?
— Объявление висит на магазине. Кого-то разыскивают. — Почему-то раньше Эстер об этом не подумала. — Молодую женщину со светлыми волосами.
— Вот как?
— А они вам не дали такое объявление? Полицейские? Должны были дать.
— Я была в отпуске. И у нас тут был ремонт… Чувствуете, госпожа Бергман? До сих пор краской пахнет.
— Нет… я не чувствую.
Карин Сольберг опять углубилась в бумаги.
— У нас несколько одиноких матерей с детьми… У той был только один ребенок? Эта рыжая девочка?
— Ну да… У мамы волосы светлые, а девочка рыженькая.
— Я имею в виду не это… У нее был только один ребенок? Мужа вы не видели?
— Нет… мужа не видела. И других детей не видела. Только эту, рыженькую.
— И вы не знаете точно, в каком подъезде они жили?
— Нет… от меня не видно. Где-то с торца.
Девушка еще раз перелистала бумаги и вытащила один лист.
— Скорее всего квартира номер… Может быть… — Она подняла глаза на Эстер. — Ищу возможные квартиры и персональные номера…
С подобными вопросами к ней обращались не в первый раз. Весной один жилец обратил внимание, что давно не видел соседа, хотя свет в квартире горит. Через неделю он позвонил в контору. Карин Сольберг пошла по адресу. На звонок никто не ответил. Она приоткрыла почтовый люк на двери — на полу в прихожей валялся целый сугроб газет, реклам и писем. Родственников не нашлось. Она обратилась в полицию. Старика обнаружили мертвым — он так и сидел в кресле. Только потом она вспомнила и удивилась, что никакого запаха не почувствовала.
Она продолжала водить ручкой по колонкам таблицы.
— Есть что-нибудь?
— Это может быть Хелена Андерсен… Наверное, госпожа Бергман спрашивает насчет Хелены Андерсен, — сказала Карин и пробормотала номер квартиры, который Эстер не расслышала. — Через два подъезда от вас.
— А у нее рыжая девочка?
— Здесь таких данных нет, — улыбнулась Карин Сольберг. — Но… подождите-ка… здесь написано, что у нее маленькая дочь по имени Йенни.
— Йенни?
— Да… может, это их вы и ищете. Но я не скажу, как они выглядят, пока не увижу.
— Как же вы увидите, когда их нет? Они уехали…
— А когда вы видели Хелену Андерсен в последний раз? Или дочку?
— Как теперь вспомнишь… С месяц, наверное. Когда жара стояла. И потом еще долго было жарко. А теперь погода испортилась, хотя мне-то даже и лучше…
— Они могли отправиться в отпуск. Или к знакомым. К родственникам.
— Уж больно долго…
Карин Сольберг сделала жест, из которого Эстер поняла, что девушка вполне допускает такую возможность — ну что ж, некоторые уезжают и надолго.