Зов издалека - читать онлайн книгу. Автор: Оке Эдвардсон cтр.№ 23

— Я не понял, что ты хочешь сказать, — повторил Хальдерс.

— Было бы странно, если бы я что-то слышал. Движение было — зашибись. На вашей базе, я имею в виду. Приезжали, уезжали… чуть не всю ночь, или как?

Хальдерса начала раздражать манера собеседника после каждой фразы вставлять «или как?». Но он понял, на что тот намекает.

— Имеешь в виду вчерашнюю вечеринку в полицейском спортивном центре?

— Пивном центре. Или как?

— Тебя беспокоил шум?

— Не сказать, чтобы очень. Но движение было — не дай Бог.

— Машины?

— Машины… это же и есть движение. Или как?

— Пешеходов не было? Движение пешеходов — тоже движение, — философски, как ему показалось, заметил Хальдерс.

— He-а. Я не видел. А на вашей пивной базе гуляли ого-го. Гости то и дело забредали ко мне на участок… уже под утро. Какой-то констебль в штатском… а с ним полуголая баба… Вот они и решили поваляться во мху за срубом, куда гончаки не достают. — Он посмотрел на угол дома и, как показалось Хальдерсу, мысленно прикинул расстояние: достают туда гончаки или не достают?

«А ведь это мог бы быть мой сорокалетний юбилей», — подумал Хальдерс.

— Никакой беготни не было?

— Я не видал. Почему бы тебе не спросить у приятелей?

— Обязательно спросим.

— Хорошая мысль, или как?

— Но ты уверен насчет машины? — Хальдерса начало восхищать собственное терпение.

— Я же сказал! Мы же уже все детали обсудили…

— Спасибо за информацию, — быстро произнес Хальдерс, опередив собеседника с его очередным «или как». — Если вспомнишь еще что-то, что угодно, позвони, ладно? Может, раньше что-то было, кто-то проходил несколько раз… все, что угодно. Ты меня понял, или как? — добавил он и, не дожидаясь ответа, пошел к машине. Улыбнулся и вставил ключ в замок зажигания.

Хальдерс остановил машину возле управления и пошел вдоль реки. Народ чумился. Он подумал и решил — лучше слова не найти. Публика чумится. Полицейских на улице почти не было. Полицейские тоже хотят жить нормальной жизнью. Подойдя к «Шератону», он пришел к выводу, что идеальным решением было бы завести на каждого жителя по полицейскому. На каждого жителя — по честному, порядочному и вежливому констеблю. Один житель — один констебль.

Он перешел Дроттнингсторгет. Остановился у биржи и выпил что-то из прозрачного пластмассового стаканчика. Это не малиновый сок, подумал Хальдерс. Надо бы вернуться, свалить их стойку, арестовать и отправить в каталажку. Нельзя проходить мимо даже таких мелочей. «Нулевая толерантность». Дурацкое выражение, но имеет смысл. Общество должно продемонстрировать, что не собирается мириться с подобной мерзостью. Преступление, даже минимальное, следует рассматривать как преступление. Едешь на велосипеде без фонаря — забираем права. Пьянствуешь публично — тюрьма. Пусть короткий срок, один-два дня, но тюрьма. Раз за разом. В Нью-Йорке так и сделали. В городе будет спокойнее жить. И во всей стране. Не знаю, как в Нью-Йорке.

«Все будет спокойнее. И всем будет спокойнее, кроме меня, — решил Хальдерс. — Чем больше я думаю о спокойствии, тем больше злюсь. И что я буду делать, если общество даст отмашку нулевой толерантности? А коллеги? Что они будут делать? Кто-то довольствуется малым, а кто-то хочет пройти весь путь. Для кого-то война не кончается».

Тысяча человек вместе с ним ждали зеленый свет, чтобы перейти Йоталеден. Перейдя Йоталеден, он обнаружил, что попал в общество других десяти тысяч на Пакхускайен. Начался фейерверк — первый залп прозвучал с такой силой, что в голове у Хальдерса словно что-то взорвалось. Он взял кружку пива, сел у края длинного стола и так посмотрел на соседа, что тот через минуту поднялся и ушел.

Он поднял голову — петарды и шутихи взрывались одна за другой, разноцветные вспышки отражались на зачарованных лицах. Казалось, что на лбу у многих татуировки, а на щеках и подбородках — знаки, которые он даже не пытался истолковать. Хальдерс сделал большой глоток, прикрыл глаза и подумал, что никогда больше не сможет заснуть — сквозь закрытые веки с неба прорывались кроваво-красные и пронзительно-желтые сполохи.

Фейерверк кончился, и сразу стало темно. Он открыл глаза и ощутил легкую тошноту, вспомнив про Анету в больнице.

Ни одной доброй мысли в голове он не обнаружил.

Винтер заполз в избушку и улегся на плохо накачанный матрас. Настолько плохо, что спиной он чувствовал доски лежанки. А может, его вообще не надували с тех пор? И в нем сохранился старый воздух, воздух его детства? В избушке по крайней мере пахло детством. Он сразу узнал этот запах. Сухой, слабый аромат. Оказывается, он никогда его не забывал.

Он развел руки, дотянулся до стен и заснул.

На рассвете Винтер сел на велосипед и покатил домой. Он уже пытался это сделать в полночь.

— Иди ляг в гостевой, — сказала сестра, и он послушался.

При виде яркой утренней зелени сон прошел окончательно. Улицы были чисто выметены после ночного буйства, по асфальту текла вода. Винтер пересекал Линнеплац, велосипед занесло, и он чуть не упал.

В квартире было жарко. Сухой, тонкий запах пыли. Он сбросил сандалии и склонился над газетой на полу. «Гетеборгс постен» приводила только факты и в особые рассуждения по поводу убийства не пускалась. Жаль — иногда у журналистов появлялись толковые мысли, и он мог бы использовать их на утренней оперативке, до которой еще два часа.

Хелена так и оставалась без имени. Холодное тело в морозильнике. В белом пластиковом мешке на молнии. Пятница, утро. Двадцать четыре часа назад он впервые увидел ее лицо. Попытался вспомнить черты, но ничего не вышло. Мертвые лица похожи друг на друга.

Он бросил газету в корзину, стянул пропотевшую майку, шорты и трусы, побросав все на пол в прихожей, и встал под душ. В первый раз за сутки ему удалось ни о чем не думать — просто наслаждаться упругими то горячими, то прохладными струями. С легким раздражением он дождался, пока отпотеет зеркало в ванной, побрился, вытерся кое-как, обмотался полотенцем и пошел в кухню. По крыше дома напротив кралось солнце. Винтер поправил жалюзи, чтобы защититься от его лучей, достал зерна и смолол кенийский кофе. Запах был такой, что он почувствовал себя бодрее, еще не засыпав кофе в кофеварку.

Надо было позавтракать. Он разрезал пополам батон, купленный у ночного пекаря в пекарне у подъезда, намазал маслом и положил сверху два толстых ломтя монастырского сыра. Донесся звон первого трамвая. Масло приятно холодило во рту. На балкон уселась чайка, но тут же неуклюже снялась с перил и с недовольным криком пролетела мимо кухонного окна. В утренней тишине хорошо слышались удары крыльев.

Оперативка получилась короткой. Винтер снял пиджак, повесил его на спинку стула, закатал рукава сорочки и стряхнул невидимую крошку с брюк.