«И где она только находит таких вкусных
болванов, с которыми так просто, так легко работается?» – думал порой Тухломон
не без зависти. С точки зрения охоты за легкими эйдосами, у Тухломона был, как
говорится, глаз-алмаз.
Глава 10
NON EST ORNAMENTUM VIRILE CONCINNITAS
[3]
Узнав, что Бог сотворил женщину, мрак в
ударном темпе разработал психозы, неврозы и ревность.
«Трактат о сущности мрака». Циническое
заключение № 1
Улита с ненавистью посмотрела на плитку
шоколада. Размахнулась, чтобы забросить ее в угол, но не справилась с
искушением и откусила.
– Каждый человек идет по жизни в
майке, – обратилась она к Даф с невнятной дикцией жующего человека. –
На майке у одного написано: «Пни меня!», на майке другого: «Влюбитесь в меня
хоть кто-нибудь», на майке третьего: «Посмотрите, какой я умный!», на майке
четвертого: «Слишком много знал. Был придавлен энциклопедией». На моей майке, к
примеру, можно было бы написать: «Толстая некрасивая девица без эйдоса. Кусает
всех, чтобы не начали кусать ее». А, что скажешь?
– Я никогда не понимаю, когда ты говоришь
серьезно, а когда шутишь, – заметила Даф.
– Я шучу всерьез, – вот и
объяснение.
– Именно поэтому легко запутаться, –
сказала Улита. – МОЙ бедный Эся, ну Эссиорх, тоже вечно не врубается. И
знаешь какой у него становится вид? Обиженный, как у твоего кота, которому
пообещали хорошую драку с кавказской овчаркой, а подсунули болонку.
– А что написано на моей майке? –
спросила Даф.
– На твоей? Написано «Хорошая девочка,
которая начинает понимать, что быть хорошей девочкой – это не профессия! Будь
пушистым внутри и бронированным снаружи!» – сказала Улита.
– Нет, я так не хочу, – возразила
Даф. – Бронированные люди будут звякать друг о друга, как пустые ведра в
кузове грузовика. Лучше уж быть снаружи пушистым, а внутри твердым.
– Да завсегда пожалуйста! –
разрешила Улита. Доев шоколадку, она торопливо скомкала фольгу и сделала не
меткую попытку забросить ее в корзину.
– Чтобы мой желудок не видел, сколько
авиа снарядов в него упало. А то еще упадет в обморок, придется тогда пить
нашатырь, чтобы он очнулся, – пояснила она.
В приемную вошел Петруччо. Он шел, заглядывая
под стулья, и качал головой.
– Чего пыхтите, юноша? –
поинтересовалась ведьма.
– Зудуку никто не видел?
– Я – нет, – сказала Дафна.
– А я – да, – отозвалась Улита.
– Где? – воспрял Чимоданов.
– В гробу в белых тапочках. Гроб
производства лысегорской фабрики пиломатериалов. Осиновые колья, кстати, тоже
там делают, – сказала Улита.
– Не смешно. Твое чувство юмора
просрочено – произнес Петруччо и пошел дальше. Улита оскорбилась.
– Чего не смешно-то? А, знаю, что тебе
будет смешно! Эй, кто-нибудь, врубите фонограмму с хохотом! Хочешь, я
поскользнусь на банановой кожуре и – бац! – носом в торт?
– Лучше в дорожный знак! Ой! –
поправила Даф и тотчас с кающимся видом уставилась в потолок. «Полпера...
полпера...» – прошептала она.
Чимоданов остановился и посмотрел на Дафну с
укоризной.
– Вы, люди, меня достали! – мрачно
сказал он. «О, еще полпера! Меня называют человеком!» – с беспокойством
отметила Даф.
– Погоди! А ты, Петя, что ли, не
людь? – заинтересовалась Улита.
– Да людь я, людь. Но люди меня достали!
И вообще, не называй меня Петя! Ненавижу! – сказал Чимоданов.
Отвернувшись, Чимоданов уплелся в пространство
подчеркивать и брать на заметку. Он еще не ушел, когда бумаги в корзине
зашевелились. Из корзины осторожно высунулся красный картонный нос ракеты из
тех, что продают в одном отделе с петардами. Нос ракеты некоторое время поерзал
в задумчивости, а затем уверенно нацелился между лопаток Чимоданову. Зудука
торопливо зачиркал спичками поджигая фитиль.
– Да-а-аф!.. – крикнула Улита,
вскакивая. Дафна успела выхватить из рюкзака флейту. Защитная маголодия
прозвучала одновременно с тем, как догорел фитиль. Не долетев до спины
Чимоданова, ракета остановилась, по дуге проделала обратный путь и с грохотом
взорвалась в корзине, из которой за миг до этого кубарем вылетел паникующий
Зудука.
Чимоданов как ни в чем не бывало, взял Зудуку
за ногу, снисходительно кивнул Даф, будто не она ему, а он ей сделал одолжение,
и стал подниматься по лестнице. Зудука болтался головой вниз и корчил
злодейские рожи. Даф спрятала флейту.
– А где Мефодий? Куда он
подевался? – спросила она.
– Да он вечно так. Договариваешься с ним,
что он придет через восемь минут, а он приходит через восемь часов. Он тот еще
опоздун! – сказала Улита.
– Но где он все-таки?
– Не знаю. Таскается где-то. Приходится
мне одной, бедной, комиссионеров учить! Вот этими вот хрупкими женскими
руками! – пожаловалась ведьма.
Даф посмотрела на хрупкие руки Улиты, которые
были толщиной в ее ногу.
– А ты что, скучаешь? – вкрадчиво
продолжала ведьма.
Даф спохватилась, что едва не выдала себя.
– Кто, я? Нет, конечно! Но самое
возмутительное, что он свистнул моего кота! Гадство, да?
– Ну и что? Я бы на твоем месте не
беспокоилась. На шапки таких лысых не принимают, – утешила ее Улита.
– Это да, но зачем ему вообще кот? А
тот-то, злодей, рад был увязаться! Прогрызает, небось, мусорные баки и трескает
селедочные хвосты! – сказала Даф сердито.
– Пусть хоть немного порадуется жизни.
Кот, конечно, не зебра, но тоже прикольно! И вообще: как это ты не знаешь, где
сейчас Мефодий? Ушам своим не верю! В конце концов, ты же светлый страж!
Даф покачала головой.
– Это ничего не значит. Последние месяца
три он сильно повзрослел и пошел в отрыв. Наращивает мастерство с каждым днем.
Даже не знаю, радоваться этому или... – сообразив, что едва не выдала
себя, Даф остановилась. Тот, кто служит мраку, должен радоваться, что
наследник, наконец, взялся за ум.
– А если подзеркалить? –
любознательно предложила Улита.
Она сосредоточилась и указательными пальцами
стала массировать себе виски.