Улита присела рядом, разглядывая его.
– Часа четыре форы у нас есть. За это
время наш оживленец полностью восстановится. Разумеется, если мы не отрубим ему
голову и не возьмем ее с собой как сувенир, – со знанием дела сказала она.
Мефодий, чей гнев сразу остыл, сделав немалое
усилие, отвел руку с мечом. Клинок в возбуждении дрожал. Ему не терпелось
нанести завершающий удар. Сталь разочарованно зазвенела, поняв, что хозяин не
собирается добивать лежачего.
Зудука, встряхнувшись, встал и заковылял к
стеллажам. По очереди открывая ящики, он вываливал их содержимое на пол. Из
ящиков дождем сыпались закладные пергаменты. Расправившись с последним ящиком,
монстр извлек коробок спичек и принялся старательно чиркать. Спички ломались.
Зудука злился, что у него не получается на горе всем буржуям раздуть мировой
пожар.
– Как ты догадался про лед? – с
восхищением спросила Дафна у Мошкина.
Тот, оставаясь в своем репертуаре, посмотрел
на нее взглядом скромного гения.
– Мне показалось, что вся магия у него в
ногтях. А тут еще аквариум попался на глаза… Ну а дальше – дело техники…
Чистейшей воды импровизация.
– Умница! Одобрям-с! – поощрила
Мошкина Ната. – Отныне Гарпия Здуфса можно смело переименовать в Гарпия
Сдохса!
– Гарпий Сдохс… Хм… Прямо Тиби-Сдох
какой-то. Так когда-то называли школу волшебства на Буяне темные маги, –
меланхолично отметила Улита.
Она только что встала и теперь, до предела
повернув голову, озабоченно пыталась заглянуть себе за спину.
– Синяк будет. Даже два. Про открытые
платья пока можно забыть… – прощебетала она.
– А зачем тебе открытые?
– Как зачем? А для самовыражения? А
Эссиорха дразнить? – искренно возмутилась Улита.
– Открытыми платьями?
– Ну в том числе… Дай я ему волю, он одел
бы меня в противогаз и в латы. А сверху лат в кружевное платьице.
– А в платьице-то зачем? –
заинтересовалась Ната.
– Да так, для порядка… И не видно ничего
и бантики на месте. Ну уж нетушки! Он, конечно, помешанный, но мне бы хотелось
изменить характер его помешательства. Пускай с мотоциклов переключается на
меня, или я так не играю, как говорил великий
Карлсон-у-которого-была-крыша… – категорично заявила Улита.
У Зудуки наконец загорелась спичка. На ковре
пергаментов, покрывавших пол кабинета Гарпия Здуфса, с каждой секундой смелея,
заплясал оранжевый огонек. Ругая Зудуку, Чимоданов бросился было тушить, но
огонь плясал уже повсюду, грозя охватить немалые архивы русского отдела мрака.
Даф, якобы помогая Чимоданову в его пожарной
деятельности, поднесла к губам флейту, но все ее старания – а дула она с таким
тщанием, что щеки округлялись у нее, как у трубача – привели лишь к тому, что
пламя теперь охватило все ящики, в том числе и закрытые, которым огонь прежде
никак не грозил.
– Ой… Ошибочка вышла! Похоже, я прогуляла
курс пожарной магии, – сказала Дафна.
– Угу. Зато ходила на семинар юных
поджигателей, – добавил Мефодий.
Даф заметила в его глазах смех. Вот он –
свободный эйдос, вот оно – торжество света над мраком. Пусть и короткое, но все
же торжество. Ее охватило вдруг дикое, безумное, распирающее предчувствие
любви. Несмотря на дым, на горящие пергаменты, на оглушенного Гарпия Здуфса с
обернутой вокруг замерзшей руки вонючей рыбой, молодость и счастье переполнили
ее, и только боязнь быть понятой неправильно и присутствие посторонних помешали
ей повиснуть у Мефодия на шее.
– Пора смываться! Первый же комиссионер
донесет Лигулу. Мы не только взбунтовались, но и уничтожили архивы. Возможно,
для заложивших эйдосы это и неплохое известие, но нам этого не простят… –
сказала Улита озабоченно.
Покинув кабинет, они наскоро собрались – вещи
буквально зашвыривались в рюкзаки, – а затем бегом ринулись к двери. Там
их уже ждали. Прислонившись к косяку плечом, в дверях стояла Аида Плаховна
Мамзелькина. Трезвая как стеклышко. В лице старушки не было обычной блаженной
расхлябанности. Сразу видно – на службе. Рюкзак в стиле а la бомж приоткрыт.
Левая рука на косе. Всего одно движение требовалось ей, чтобы сорвать
скрывавший лезвие брезент.
– Добрый день, Аида Плаховна! –
приветствовал ее Мефодий.
– Подлизываешься, голубь
недобитый? – мрачно осведомилась старуха. – Бежать, значит, надумали?
Ну-ну… И далеко разбежались?
– Но откуда вы узнали? – изумленно
начала Даф.
– Откуда надобно, оттуда и узнала. Тебе,
матушка, доложиться забыла, – Мамзелькина говорила будто добродушно, но ее
маленькие глазки с сосредоченным вниманием скользили от одного к другому. Сухая
рука держала косу так, будто уже сейчас готова была пустить ее в ход.
Наконец глазки ее остановились на Улите и уже
не отпускали ее. Молодой ведьме стало жутко.
– Не хотите ли медовухи? –
предложила она.
Прежде старушка не отказалась бы, но теперь
лишь покачала головой.
– На службе я! Не подлизывайся, пролаза!
Не поможет!
Неискренно насвистывая, Улита хотела было
прошмыгнуть мимо Мамзелькиной и выскользнуть за дверь, но Аида Плаховна
заступила ей дорогу.
– Не так шустро, яблочко мое недозрелое!
Дельце у меня. Не знаешь ли, кто тут, к примеру, будет, Улита Алексеевна
Максимова, по образованию ведьма, двадцати одного земного года?.. Разнарядочка
у меня на нее, ничего не попишешь… – сказала Аида Плаховна, пожалуй, с
сожалением.
Улита отшатнулась. Несмотря на все мужество,
ноги почти не держали ее.
– Не успела! – сказала она убито.
– Не успела, – подтвердила
Мамзелькина, подмигивая.
– Бумага-то на меня только?
– На тебя, родная… Других велено
придержать, пока за ними не прибудут из Тартара… – Мамзелькина небрежно и
абстрактно кивнула куда-то вниз. – Это ж надо додуматься, родная,
начальника отдела мрака шпажкой колоть? Оно-то, может, и не страшно ему, да
только не спускают у нас такие вещи.
Ната, Чимоданов и Мошкин пугливо отступили.
Рядом с Аидой Плаховной остались лишь Мефодий с Даф и Улита, которая выглядела
так, будто ее поезд уже прибыл на конечную станцию.
– Может, все-таки медовухи, а, Аида
Плаховна? Работа-то не убежит! – предложил Мефодий.