Кровь на палубе - читать онлайн книгу. Автор: Иван Любенко cтр.№ 58

Медленно тянулось время, но ничего не менялось, только раскаленное светило карабкалось поверх облаков. Поднялся ветер, и море заволновалось. Взлетая на пенистые гребни, пловец ничего не видел, кроме неба и воды, и не слышал иного звука, кроме частых всплесков и беспокойного клекота птиц, наполненного дурным предзнаменованием. Казалось, что среди этого безграничного простора его жизнь потеряла всякую ценность. Безмолвие морской стихии – что может быть страшнее? Оно будто призывало его оставить борьбу и обрести покой смерти.

Устыдившись собственного малодушия, Бранков заставил себя плыть. Он вспомнил детство, соседского мальчишку Митяя, который зимой заблудился в дремучем лесу. И только благодаря упрямству и сумасшедшему желанию выжить через неделю малец все-таки сумел выйти к людям. «Но я ведь тоже не подарок. Как говорит моя жена – легче убедить в своей правоте стадо диких ослов, чем одного Бранкова. Так что еще поборемся!» Последние капли коньяка были выпиты, и фляжка смиренно пошла ко дну. Через два часа стали появляться первые признаки ножной судороги, и пришлось прибегнуть к испытанному способу – безжалостно давить большим пальцем на окоченевшую икроножную мышцу, а потом ложиться на бок и, придерживая стопу, резко подтягивать коленку к лицу. Помогало, но ненадолго.

К вечеру силы стали покидать упрямца. Он бросил грести и еле держался на плаву. «Если корабль не придет до наступления темноты – моя песенка спета, – рассуждал киношник. – Что ж, умереть надо спокойно, без истерик. Достойно уйти из жизни – не последнее дело».

Солнце уже собиралось нырнуть в воду, как впереди показалось пассажирское судно. Человек поднял голову и принял видение за галлюцинацию. Но, разглядев две наклонные мачты и единственную трубу, он понял, что это была «Королева Ольга». Птицы словно обезумели. Они бесновались и кружили вокруг, едва не садясь ему на голову. Саженей за двести машины застопорились и на воду спустили шлюпку. Обрадованные лица матросов двоились перед глазами и расплывались радужными кругами.

Оператора втащили внутрь лодки. Едва сведенными губами он проронил:

– Чудесная водичка, господа, не находите?

– Благодарите Бога и чаек, Александр Осипович! Они точно указали, где вы находитесь, – перебивая шум волн, выкрикнул старший помощник капитана.

Бранков улыбнулся и провалился в темноту.

– Счастливчик, – чуть слышно вымолвил доктор.

Война с турками шла уже третий год, и многое к этому времени изменилось. Ушел в небытие нерешительный и осторожный повелитель Абдул-Гамид I. Его сменил молодой и амбициозный Селим III – двадцать восьмой султан Великой Османской империи. Русские войска под началом светлейшего князя Потемкина-Таврического после годового сидения под Очаковом все-таки взяли эту злосчастную крепость. За ним последовали капитуляция Хотина, блистательные победы Суворова над корпусом Осман-паши под Фокшанами и разгром 90-тысячной армии Юсуф-паши сводным 25-тысячным русско-австрийским корпусом при Рымнике. Некогда могущественная Османская империя трещала по швам, как старые, заношенные панталоны.

Нечем было похвастаться и Густаву III. Его 70-тысячная армия никак не могла справиться с 20-тысячным корпусом слабо обученных русских рекрутов, коих с трудом удалось наскрести в близлежащих к фронту губерниях.

В начале июля 1788 года шведская армия осадила небольшую российскую фортецию Нейшлот. Король лично составил ультимативное письмо с требованием открыть ворота крепости. Начальник гарнизона – уже немолодой секунд-майор Кузьмин, потерявший в сражениях руку и имевший под своим началом всего 230 человек, – лишь усмехнулся и продиктовал августейшей персоне ответ: «Я без руки и не могу отворить ворота, пусть Его Величество сам потрудится».

Выпустив по отважным защитникам несколько сот ядер и потоптавшись в нерешительности двое суток, скандинавский помазанник Божий отправился обирать окрестности Нейшлота. Узнав об этом, удивленная русская императрица написала Потемкину: «По двудневной стрельбе на Нейшлот шведы пошли грабить Нейшлотский уезд. Я у тебя спрашиваю, что там грабить можно?..»

Весь театр русско-шведских боевых действий уместился на квадрате в сто верст. Вялые атаки северного соседа на суше ни к чему не привели и в конце концов закончились восстанием их же собственных офицеров, кои давно не получали жалованья. Уже в начале августа 1788 года шведские части навсегда покинули российскую землю. Дальнейшие сражения велись уже на территории противника.

На Балтике Густаву III тоже катастрофически не везло. Несмотря на почти двукратное превосходство в кораблях, он умудрился проиграть все морские сражения, какие только мог: у острова Гогланд (6 июля 1788 г.), у Ревеля (2 мая 1790 г.) и у Выборга (22 июня 1790 г.). Недаром Екатерина II писала светлейшему князю: «Итак, все беспокойства ваши мне теперь чувствительнее, нежели дурацкая шведская война, в которой смеха достойные ныне происхождения…»

Между тем французский посланник в Константинополе граф Шуазель-Гуфье делал все возможное, чтобы с минимальными потерями вывести из войны терпящую поражение Турцию. Да это и понятно. Ведь ни Англии, ни Франции, ни тем более Пруссии не нужна была слабая Порта – единственный противовес экспансии великодержавному православному государству на юге. Но и конфронтация с будущей страной-победительницей Парижу тоже была ни к чему. И в этой связи усилия Версаля по освобождению русского посланника Булгакова имели для Людовика XVI первостепенное значение.

Сам же Яков Иванович присутствия духа не терял и всецело отдавался садоводству и книжным переводам. Он получил все запрошенные им сочинения аббата де Ла Порта «Всемирный путешествователь…» и за проведенные в неволе месяцы перевел двадцать семь томов. Бдительная тайная служба великого визиря оказалась не в состоянии разгадать довольно простой способ связи, применяемый русскими. В очередном послании с родной земли его благодарили за мужество и верность присяге.

За последний год режим содержания «гостя султана» заметно смягчился и ему позволили отправлять письма. Связь теперь стала двусторонней. И хоть каждое послание предварительно прочитывалось – все равно это было большое облегчение для узника. Весной турки расщедрились, и к дневным работам в цветнике у Якова Ивановича добавилась еще и утренняя прогулка по стенам крепости.

Ежедневно петляя со стражниками по узким коридорам и шатким деревянным лестницам, Булгаков мысленно вычерчивал план крепости, добавляя в него то башни-колодцы, то тупиковые ответвления. Вернувшись в камеру, он наносил увиденное на бумагу. «Совершить побег можно только на прогулке, – рассуждал Яков Иванович, – да и то если неожиданно спрыгнуть вниз с крепостной стены на кучу песка, насыпанную строителями. А что потом? Сколько удастся пробыть на воле? Полчаса? Час? Без помощников тут делать нечего, а их, к сожалению, нет. Стало быть, и затевать эту катавасию пока не стоит. Подождем…»

Дипломат редактировал последнюю главу двадцать седьмого тома, когда по коридору простучали шаги и скрипнул дверной замок. В узком проеме возникла фигура графа Шуазель-Гуфье.