– Верно, с мужем повздорили? Да ведь в семейной жизни всякое бывает… образуется еще… вы такая молодая и красивая. Пойдемте, я отведу вас в каюту.
Уже дойдя до двери, дама вспомнила, что у нее нет ключа. На всякий случай она повернула ручку. Ей повезло – дверь послушно отворилась. Она тут же хотела поблагодарить Капралова за помощь и остаться наедине со своими мыслями и вещами, как неожиданно вздрогнула – перед ней на стуле сидел муж. Он смотрел на нее застывшими и какими-то подслеповатыми глазами. Его голова склонилась набок, ноги были вытянуты и раскинуты, а руки, словно согнувшиеся под снегом ветки, безжизненно опустились вниз. В правом уголке рта начинала запекаться недавно вытекшая струйка крови. Капли карминного цвета залили белоснежную сорочку и упали на брюки. В каюте все было перевернуто, выпотрошено и вывернуто наизнанку. Раскрытый сейф с выдвинутыми ящиками смотрелся обиженным сиротой. Елена, как выброшенная на берег рыба, хватала ртом воздух, но закричать так и не смогла.
– Позвольте, мадам, – Капралов бережно отстранил ее и вошел в каюту. Окинув комнату взглядом, он сказал: – Я думаю, вам не стоит здесь оставаться. Пойдемте, надобно срочно известить капитана.
У женщины потемнело в глазах. Прислонившись спиной к стене, она стала медленно сползать вниз.
– Что с вами? – Испугавшись, моряк вновь подхватил ослабевшее тело на руки и быстро понес наверх.
Глава 23
Секретное послание
Константинополь, Едикуль
(Семибашенный замок),
октября 25, 1787 года
Яков Иванович Булгаков отличался тем, что умел планировать время и верно расставлять приоритеты. Обрисовав ту или иную цель, он тщательно расписывал шаги, с помощью которых намеревался ее достичь. А они, в свою очередь, делились на разделы и пункты. Ну а дальше оставалось только следовать собственным циркулярам и попутно решать возникающие в связи с этим задачи. Его друзья искренне восхищались им и говорили, что Булгаков «не может ни минуты оставаться праздным: не пишет, так читает». Многие завидовали ему, удивляясь его столь быстрому восхождению по карьерной лестнице и количеству упавших на него орденов, должностей, денежных выплат и земельных наделов, дарованных по высочайшему соизволению.
С его подачи иностранные послы не оказывались без внимания Русского императорского двора. Даже турецкие чиновники, симпатизировавшие России, и те удостаивались денежных выплат под видом ценных подарков. А про европейских дипломатов и говорить нечего: австрийский посол в Константинополе был одарен золотой табакеркой с вензелем Ее Императорского Величества и сорока соболями. А супруга его – бриллиантовым складнем. Французский и английский послы получили по табакерке с портретом Ее Величества и личными приветствиями самодержицы, правда, составлял эти грамоты все тот же Булгаков.
Вот и сейчас, несмотря на то что русский дипломат томился в узилище, вокруг его персоны страсти не утихали. Многие надеялись, что, проявив участие в освобождении посланника, они заслужат себе не только благосклонное отношение со стороны императрицы, но и очередное щедрое вознаграждение. Даже французский посол, немало сделавший для заточения Якова Ивановича, и тот зачастил к нему с визитами, пытаясь сгладить дипломатические неровности между Санкт-Петербургом и Парижем. «Теперь, когда Франция добилась желаемого и Россия с Турцией уже завязли в кровавой схватке, к чему продолжать ссориться с этой огромной державой?» – рассуждал французский граф.
Вот и сейчас, навестив Булгакова, он картинно отвел глаза и вымолвил прискорбным тоном:
– Я ведь предупреждал вас, дорогой Яков Иванович, чтобы вы поскорее покинули этот город. Только вы ведь тогда меня не послушали. И что же теперь прикажете делать? – Шуазель-Гуфье натужно вздохнул, будто сбросил с себя непосильную ношу. – Великий визирь грозится запретить вам любые посещения. А узнав, что у вас был австрийский посол, он такой разнос учинил своим подчиненным, что двое его помощников тотчас же были обезглавлены. Говорят, один из них прежде был русским офицером. А чему удивляться? Деспот – одно слово! Чернила грозился у вас отобрать! Еле-еле упросил его повременить…
– А ежели отнимут у меня чернила, то я кровью своею писать стану! – воскликнул русский посланник и в ажитации стукнул кулаком по столу. Глиняная чашка упала и раскололась надвое. Глядя на куски бесполезной керамики, он подумал: «Слава богу, что Филимон пытки выдержал и тайну не выдал басурманам. Светлая ему память! «Влюбленный Роланд» теперь в руках австрийского посла, а значит, и секретная карта в скором времени окажется у светлейшего Григория Алексеевича! – Яков Иванович улыбнулся собственным мыслям: – Так что главную свою цель я выполнил. А вот теперь пора подумать о том, как отсюда выбираться. И в этом мне должен помочь мой уважаемый гость. Сам засадил меня сюда – сам и вызволяй, Иуда!»
– Вы, русские, чуть что – сразу в крайности бросаетесь: «Кровью своею писать стану!» Ну, кого вы этим удивите? – француз тряхнул головой, и с парика посыпалась пудра. – Пишите – туркам-то все равно!
– Не скажите! Как бы там ни было, а чем больше они со мною беззаконий сотворят, тем дороже им мир обойдется! И они отлично это понимают! – «Вот подождите, – подумал Булгаков, – не успеет наступить новый, 1788 год, как австрияки в Сербии и Хорватии султану таких тумаков всыплют, что ему мало не покажется! Вот тогда вы свои куцые хвосты от страха подожмете!»
– Тут вот, как вы просили, горничная ваша Библию принесла, – он протянул небольшой томик в дорогом переплете. – Турки эту книжку чуть по листочку не разобрали, и так и этак осматривали, даже обложку вспороли…
– Нехристи они и есть. – «Сам небось вместе с ними странички перелистывал… оборотень пакостный!» – мысленно поглумился над собеседником русский посол. – А что Священное Писание не отказались передать – признательно вам благодарен. Будет теперь через что арестанту душевное спокойствие обресть.
– Помилуйте! Ну, какой вы арестант? Вы гость Великого султана! Поверьте, я делаю для вас все возможное… Вот и кушанья теперь вам на заказ готовят. Но, к сожалению, большего пока добиться не могу – Великий визирь непреклонен. Я думаю, что скоро он поймет свою ошибку и освободит вас. Вот тогда и погуляем у меня в гостях. Моя жена вам будет очень рада. Ну, а мне позвольте откланяться. Дела, знаете ли…
Булгаков поклонился в ответ и с лукавой улыбкой на устах проронил:
– Вы уж простите, любезный коллега, что не могу проводить вас до кареты.
В ответ француз лишь махнул рукой и удалился.
Как только дверь за посетителем захлопнулась, Яков Иванович подошел к окну и, открыв условленную сорок пятую страницу Библии – по числу своих лет, – стал незаметно просматривать ее на свет. В некоторых буквах зияли едва заметные иголочные проколы. Это было первое дошедшее до него со времени заточения секретное послание светлейшего князя Потемкина-Таврического.
Глава 24
Пепельница и британский «бульдог»
Первым в каюту направился Ардашев. За ним семенил капитан: