Амалия и Золотой век - читать онлайн книгу. Автор: Мастер Чэнь cтр.№ 22

Он хватает меня под руку и тащит дальше, и хорошо, что тащит, — сметут, уволокут вдоль по золотой улице, будут носить по ней, как щепку.

— «Оушеэник», Амалия! Столовое серебро, отличный китайский фарфор, но это же самое — вдвое дешевле на Онгпине, в Чайнатауне, совсем рядом. «Эстрелла» — там свадебные подарки и драгоценности, еда. «Пелисер» — лучшие ткани. А дальше, а дальше! Но сейчас вам оттопчут ноги…

То, что Эдди не совсем трезв, я уловила еще в калесе, но что плохого в мужчине, который чуть-чуть пахнет чем-то выпитым в такой день, тем более вечером?

— Отдых! — шепчет он, заводя меня в громадные церковные двери на площади Санта-Крус. — Можно присесть. И принюхайтесь!

Да я и сама это улавливаю: китайский запах камфорного масла для суставов, ветер развевает белую сутану священника, принося новые волны запаха этого масла. И колокол над головой звучит как жестянка на пагоде. И хор нежных голосов сверху пытается перекрыть гудение внизу — они болтают друг с другом даже здесь.

— Такие тут католики — самая китайская из всех церквей… А теперь, теперь!

Выходим в ночную черноту, опять толпа, дерево увешано перламутровыми полумесяцами, оно сверкает и переливается.

— Вам нужно стать филиппинкой, Амалия! А филиппинцы начинаются с ног.

И мы идем в Гандару, один из переулков у Эскольты. И вот здесь ничего не закрыто, здесь все торгуют, прямо на тротуаре, какой угодно обувью. Конечно, кожаными тапочками на ремешках, но не только.

— А это мы зовем «корчо», с блестками. А вот тут — чинелы, это уже туфли!

Я меряю чинелы, они мягкие, Эдди вытаскивает кошелек и после короткой перебранки с торговцем дарит мне туфли, ногам сразу становится легче.

Тут уж и совсем бедные улицы, толпа все такая же — не утихает, из двери какого-то питейного заведения вываливается человек попросту в майке, драной, за его спиной ревет граммофон, высокий голос чеканит короткие строки — а, вот она и ожила, та самая песня Берлина:

Я надеваю цилиндр,

Завязываю свой белый галстук,

Стряхиваю пыль с фалд,

Застегиваю рубашку,

Вставляю запонки,

Полирую ногти,

Я иду, моя дорогая,

Чтобы вдохнуть эту атмосферу…

— Ой, — говорю я и опираюсь на руку Эдди. — Это хорошо.

Ответ мне — треск и грохот из поднебесья, между крыш. Десятки огней, свист, кривые белые траектории.

— Вот ваш праздник! — кричит мне Эдди и поднимает голову к небу.

И огненные колеса, и снова свист, и россыпь выстрелов и взрывов. Как маленькая война, только на этой не убивают.

А потом я понимаю, как хорошо, когда есть вот такие переулки, где тихо.

— Офисные крысы пошли по домам еще вчера, — ехидно говорит Эдди. — Так, если пойти обратно, на Санта-Крус, то там есть «Ла Перла», а в ней едят точино дель сьело и бразо де мерседес, хорошие. Но сегодня — не пробьемся. Хотя — попробовать?

Я вижу, что лоб его блестит, и все-таки выпил он много.

— Эдди, праздник хорошо покидать, пока он не кончен. Это всегда надо делать, когда вам еще не очень хочется уходить, слышите? — громко говорю я, не сразу понимая, что в этом переулке орать не надо, тут тихо и никого нет. — Где там ваш дом и где моя лошадь? Если она, бедненькая, не умерла от этого грохота.

— Мой дом там, два квартала, — машет он рукой в одну сторону. — А лошадь — Хуан же сказал, что будет ждать здесь, в конце переулка, потому что здесь тихо. Так, мы высадились под вывеской Sabatero optical upstairs, вот. Значит — там, там, за углом, пятьдесят ярдов, — показывает он в другую сторону. — Кажется, вон задняя часть калесы, и Хуан никуда не уйдет. А о чем мы вообще говорим, давайте я вас провожу туда…

— Да нет же, Эдди, я действительно ее вижу. Спасибо вам. Вы подарили мне праздник.

Я пожимаю ему руку, делаю несколько шагов по улице, к шуму и голосам, вижу калесу — но не мою. И обнаруживаю вдобавок, что забыла где-то мои старые туфли — а что вы хотели, праздник! Зато чинелы на ногах. А если вывеска здесь, и Хуан сказал, что будет ждать в конце этого переулка… Концов всего два. Вон он, другой конец, там горит золото огней Эскольты, мелькают ноги и головы, совсем близко.

Я делаю несколько шагов по неровному асфальту, смотрю под ноги — тут может быть что угодно. В лучшем случае банановая шкурка.

— Hoy, putangina mong duling!.. — почти прошептал человек из темноты, из дверного проема. И сделал шаг вперед, спиной к грязно-желтоватому свету далекого фонаря.

И я увидела это лезвие, большое, как топор.

Дальнейшее известно и кончилось, к счастью, хорошо. Потому что из ниоткуда возникла белая тень человека, чья фамилия почему-то означала «зеленый». Если это была его настоящая фамилия.

— Итак, господин Верт. Вчера был хороший вечер. Вы спасли мне жизнь, а я…

— А вы не хотели уходить с танцев. А что касается вашей прелестной узкой юбки, то к ней недоставало еще одной важной в этих краях детали туалета. Вы знаете, что такое воскресная мантилья? Она нужна здешним дамам, чтобы прикрыть драгоценности, потому что к мессе на рассвете они идут напрямую из клуба после бурной субботней ночи. А потом уже — спать.

— Но вы мне простили отсутствие мантильи.

— Бесспорно.

Утро после праздника — особенно такого, как получился у меня, — вот оно: город грустит, людей почти нет, везде обрывки бумаги на сером асфальте. И строчки газеты примерно с таким текстом: мэр Манилы Хуан Посадас без белого солнечного шлема — это уже не мэр Хуан Посадас. Но на инаугурации он был признан самым элегантным из всех, носивших цилиндр и державших трость. В наклоне его цилиндра и изяществе сюртука было что-то дьяволское. Он потряс публику и бросил вызов самому наследнику британского престола Эдварду. Никто не узнал бы в этом человеке в цилиндре бывшего лукового фермера из Мунтилупы.

В общем, вчера всем было весело. А сейчас — уже сегодня.

— Я в чем-то сильно ошиблась в эти первые дни здесь, господин Верт, — признала я. — Хотя ведь замечала, что слишком все легко получалось, буквально в один день. Но не волновалась. Не думала, что возможно такое, по крайней мере так быстро… Зато стало интересно. Итак, у нас две версии того, что там случилось, в переулке.

— Этот молодой человек, который привел вас в ловушку и вдруг исчез. Он — первая версия. А вторая — это ведь я?

— Конечно, господин Верт.

Он строго посмотрел на меня этими странными — все-таки, оказывается, серыми глазами. Ему очень, очень нравилось быть подозреваемым.

— Но вы не могли заранее знать, что я окажусь в этом переулке, — сказала я.

— А зачем мне было об этом знать? — с удовольствием опроверг меня он. — Допустим, так. Мы с апашем шли за вами, беседуя о погоде и войне в Эфиопии, потом он увидел, что случай удобный, занял место в темном углу, я временно отступил, потом вовремя появился — и вот вам! Приятное знакомство состоялось. Ваше доверие завоевано навсегда.