– Никак в толк не возьму, Клим Пантелеевич, – признался Стильванский, – но как все-таки ей удавалось проникать на территорию больницы?
– Я думаю, это было не так уж и трудно. Согласитесь, надзор за пациентами был довольно слабый. Ваш сторож был такой горький пропойца, что мимо него мог пройти кто угодно. Однако еще во время моего первого визита я обратил внимание на монахинь, ходивших по двору. Кто они?
– Это сестры из Свято-Троицкой женской общины. Они часто навещают больных и оказывают помощь.
– Вы знаете их в лицо?
– Нет, конечно. К тому же сестрицы приезжают разные.
– Думаю, среди них и была миссис Эмили Браун, – заключил Ардашев.
Доктор привстал с кресла и растерянно вымолвил:
– То есть вы хотите сказать, что черная Смерть…
– Именно! У вашего пьяницы привратника на этот раз никаких галлюцинаций не было. Пробравшись в больницу под видом монахини, Эмили встретилась с Фартушиным, который, очевидно, пожаловался ей, что у него отобрали письменные принадлежности. В этой ситуации передавать ему еще один лист веленевой бумаги было в высшей степени глупо. А тут под ногами как раз валялись куски угля, который недавно носили в хранилище. Вот она и решила воспользоваться внезапно пришедшей в голову идеей: нарисовать на стене червового туза, а потом измазать углем сумасшедшему зятю ладони. Проделав это, злодейка вдруг обнаружила, что дверь внутреннего дворика заперта. Она бросилась в соседнее помещение, которое оказалось прозекторской, где лежал покойник. А снаружи уже слышались беспокойные голоса надзирателей, осматривающих территорию. Нашей героине не оставалось ничего другого, как влезть в тот же самый гроб и прикрыться саваном. И потекли минуты мучительного ожидания: кто-то ходил вокруг, осматривал пустые домовины, но в гроб с новопреставленным заглянуть так и не догадался. А еще через некоторое время появился привратник. Тяжелый гроб погрузили на телегу и повезли на кладбище. Дальше произошло то, что так живописно изобразил в «Кавказском крае» Гирша Эйдельман.
– Но тогда получается, что миссис Браун должна была войти в отель в монашеском облачении? – недоверчиво вымолвила Вероника Альбертовна.
Клим Пантелеевич улыбнулся.
– Хороший вопрос. Только госпожа Браун и это предусмотрела. – Он взглянул на Нижегородцева: – Помните, после сеанса магнетизера я решил в одиночестве прогуляться от Хлудовской больницы до отеля? А ведь я это сделал неспроста. Я понимал, что преступнице был необходим тайник, в который она могла бы каждый раз прятать одежду, меняя монашеское платье на повседневное. И я принялся его искать. И представьте себе – нашел. Вы, должно быть, Николай Петрович, обратили внимание на стог, который находится сразу за мостом? – Доктор кивнул. – Вот и я заметил, что совсем недавно в него что-то закапывали – об этом говорил ярко-желтый пучок соломы, которая, как вы знаете, имеет более светлый цвет внутри стога, нежели снаружи. А это значит, что если бы Куприян Савельевич, заметивший на стене прогулочного дворика туза, известил бы меня об этом незамедлительно, то я смог бы схватить злодейку как раз у тайника. И, возможно, тогда мы бы избежали последних злоключений.
– Откровенно говоря, Клим Пантелеевич, я не совсем понимаю, для чего вообще надо было устраивать маскарад с переодеванием, если и без этих свистоплясок можно было спокойно расправиться с намеченными жертвами, – недоуменно вымолвил Триклятов.
– Не скажите! С помощью этих, как вы изволили выразиться, «свистоплясок», преступнице удалось надолго переключить внимание полиции на так называемый «негодный объект» – на Фартушина. Да и газетчики немало способствовали данному обстоятельству.
Муж Эмили, молчавший все это время, заметно побледнел и осунулся. Коверкая русские слова, он изрек:
– Йа-а говорйу руски плохо. Йа понйал – Эмили криминал? Да?
– Yes, she has committed five murders,
[44]
– подтвердил адвокат.
– Oh, my god! Why darling? And when was it really happened? May be that night… that night when I was drunk as a lord? But how?
[45]
– вымолвил он и застенчиво смигнул непрошенные слезы.
Его супруга ничего не ответила, лишь невесомые шары тополиного пуха неслышно скользили по паркету. Она достала из сумочки небольшой бархатный футляр с зеркальцем на крышке, открыла его… и в этот момент сидевший рядом Круше молниеносно схватил даму за локоть.
– Без фокусов, миссис Браун!
– Отпустите меня!
– Позволите? – Ардашев извлек из углубления футляра миниатюрное оружие. – Да, я был прав, это австрийский шестизарядный револьвер. Такие презентуют дамам для самообороны. Это еще одна улика, изобличающая нашу американскую гостью в двух предумышленных убийствах. Позволю себе заметить, что до тех пор, пока она выбирала разные способы совершения злодеяний, это в известной степени затрудняло расследование и обеспечивало ей неуловимость, но использование дважды одного и того же орудия преступления привело к появлению новых доказательств ее виновности. – Присяжный поверенный встретился взглядом с Эмили. – Простите, мадам, при иных обстоятельствах я бы не осмелился обратиться к вам с такой просьбой, но сейчас у меня просто нет иного выхода – сделайте одолжение, предъявите содержимое вашего ридикюля. – Миссис Браун не шелохнулась. – Что ж, тогда это сделает полиция. Будьте добры, капитан.
Круше беззастенчиво вытряхнул на скатерть массу разнообразных, сугубо женских предметов: несколько заколок, булавки, флакон духов и крохотный кошелек; из бокового отделения сыщик вынул свернутый вчетверо листок. Развернув его, он внимательно прочитал текст и передал его Ардашеву.
Глаза адвоката побежали по выцветшим от времени чернильным строчкам:
«Гр. Шахновскому. Милый граф! Спасибо за ту прекрасную ночь, которую Вы мне подарили. Мой сумасбродный муж проиграл в карты не только мою честь, но и свою собственную. После того, что случилось, я должна рвать на себе волосы, рыдать от стыда и не отходить от образов, вымаливая у Господа прощения, а я вместо этого плачу от счастья и благодарю Спасителя, который свел нас вместе. Жаль, что это случилось при таких скверных обстоятельствах, но теперь мы уже не в силах что-либо изменить. Только сегодня утром я поняла, что, поддавшись на уговоры Афанасия, я потеряла право на жизнь. Этот человек никогда не простит мне то, на что сам же и толкнул меня. А как я смогу объяснить это моим детям? Ведь рано или поздно настанет день, когда мне придется отвечать на их вопросы. Чтобы избежать этого стыда, я и решила распрощаться с жизнью – другого выхода нет.