Музейный артефакт - читать онлайн книгу. Автор: Данил Корецкий cтр.№ 15

– Деньги принес? – строго спросил Мар-Самуил.

Боаз молча разжал кулак – на мозолистой ладони лежали два медных ассария.

– Ну вот, а говорил, что нет ничего. Запомни: обман ухудшает здоровье и губит душу, – он помолчал. – Все еще болит?

Увидев, что пациент закивал головой, продолжил:

– Открой рот! О-о-о…

Лекарь сморщился, то ли от запаха, исходившего изо рта, то ли от того, что там увидел, и сделал шаг в сторону.

– Сейчас мой ученик прочтет магические строки, и боль пройдет. Приступай, Кфир!

Боаз обессиленно прикрыл глаза. Ученик по памяти начал читать египетское заклинание, изгоняя болотного червя, заползшего в рот и сосавшего больной зуб. При этом он делал плавные пассы руками, а на последних словах, будто пугая зловредного червя, тряхнул пальцами. И увидел, как с перстня сорвалась слабая фиолетовая молния, угодившая прямо в черный полуразрушенный зуб. Боаз вздрогнул и открыл глаза.

– Ну как? Прошла боль? – спросил Мар-Самуил.

– Да, господин! – радостно вскричал пациент. – Я полностью исцелился!

Обращался он не к мэтру, а к его ученику.

– Иди домой, – недовольно сказал Мар-Самуил. – Мои заклинания всегда действуют безотказно!

Боаз как на крыльях вылетел на улицу и стал что-то возбужденно рассказывать другим страждущим. При этом часто произносил слова «невероятно», «молодой» и «ученик».

– Таким, как он, я буду пересаживать зубы! – сказал Кфир. – Можно человеческие, можно от небольшой собаки, а можно искусственные, вырезанные из кости!

– Так не делают даже римляне и египтяне, – кисло сказал Учитель.

Снаружи послышался шум: слуги растолкали очередь, освобождая проход для своего господина. Внеочередной посетитель держался уверенно и надменно, на рыхлом лице лежал отпечаток власти, пальцы были унизаны перстнями, тело окутывал полотняный хитон, на ногах – сандалии из тонкой кожи, прошитые золотой нитью. Сразу видно, что это богатый сановник, занимающий немалый пост в Ершалаиме. Он жаловался на боли в районе пупка. Мар-Самуил попросил его обнажиться и стал ощупывать огромный, как бурдюк, живот.

– Огонь в печени! – уверенно произнес Мар-Самуил. – Желчь выгоним – все пройдет. Придется три раза в день пить отвар из этой травы…

– Учитель, откуда вы знаете, что у этого достойного гражданина больна печень? – Кфир старался говорить как можно более учтиво.

– А что же еще может болеть в животе? Боль от почек проступает внизу спины.

– Там есть еще желудок. Вы говорили, что этот котел, в котором переваривается пища, может так же болеть.

Старик недобро глянул на упрямого ученика:

– Мой опыт указывает на печень!..

– Пусть юноша попробует меня исцелить! – вдруг властно сказал сановник. – О нем много говорят в городе. Причем только хорошее…

– О нем?! Говорят?! – Мар-Самуил изумленно развел руками и вышел из комнаты. Растерянный Кфир остался с пациентом наедине, ежась под требовательным взглядом.

– Врачуй! – приказал сановник.

Кфир не знал, как это сделать, но положился на ту могучую силу, которая опекала его в последнее время. Он протянул руки с растопыренными пальцами и стал делать пассы над больным местом, бормоча себе под нос самые обычные слова:

– Выгони болезнь и исцели тело… Выгони болезнь и исцели тело…

И снова с перстня сорвалась то ли искра, то ли молния, пациент вздрогнул и тут же воскликнул:

– А ведь действительно, все прошло!

Он быстро оделся и протянул юноше золотую мину [14] .

– Я Бенцион Бен Ариф, секретарь первосвященника, если понадоблюсь, ты меня найдешь!

Мар-Самуил не возвращался, и Кфир принял всех, кто стоял в очереди. Причем всем полегчало, и все ушли довольными. В конце приема вновь появился улыбающийся Боаз, держа в руке живую курицу со связанными лапами.

– Это тебе, о не по годам мудрый юноша! – сказал он, склоняясь в поклоне и протягивая курицу Кфиру. – Ты свершил истинное чудо! Смотри!

Он выпрямился, раскрыл рот и оттянул корявым пальцем щеку. Вместо черного полуразрушенного корня из челюсти торчал крепкий белый зуб.

– Не рассказывай об этом никому! – предупредил Кфир. – А то заклинание перестанет действовать и он опять заболит!

– Но я уже рассказал, – огорчился Боаз.

– Скажи, что пошутил. Иначе все станет, как было!

Выпроводив благодарного Боаза и заперев дверь в дом, он поднялся на второй этаж. Мар-Самуил сидел за столом и что-то писал. На ученика он демонстративно не обращал внимания. Но связанная курица закудахтала, и Учитель недовольно повернулся.

– Ты опозорился и понял, что ничего без меня не можешь? – выпалил он заранее заготовленные слова.

Но тут же увидел курицу и протянутую пригоршню монет, поверх которых лежала золотая мина. Столько он не зарабатывал и за год!

– Что… Что это?

– Это твой дневной доход, Учитель! – почтительно произнес Кфир. – Конечно, только благодаря твоим стараниям я смог исцелить этих несчастных. Но они остались довольны!

– Хорошо, что ты это понимаешь, мальчишка! – он ловко сгреб все монеты. – Но тебе, конечно, еще рано вести самостоятельный прием. Хотя я буду разрешать тебе работать под моим руководством…

– Спасибо, Учитель! – почтительно поклонился Кфир.

– А курицу отнеси Деборе! – распорядился Мар-Самуил.

Когда он передавал курицу служанке, их руки встретились. И ее будто ударила бледная фиолетовая молния из перстня с черным камнем. Во всяком случае, хрупкое девичье тело содрогнулось.

– Сегодня я не запру свою дверь и буду ждать тебя в полночь, – то ли эти слова послышались юноше, то ли их действительно произнесли пухлые, чуть шевельнувшиеся губы.

Но он все время вспоминал их, когда, раскинувшись на своей лежанке и заложив руки за голову, лежал без сна, рассматривая невидимый во мраке низкий потолок, все трещины и разводы которого были ему известны. Совсем рядом, за открытой дверью, ждала его молодая женщина, и препятствием на пути к ней был только он сам…

Ну, почему, почему он столь несчастлив, почему не может предаваться самым элементарным радостям жизни?! Из-за глупого детского любопытства попал в рабство, был, как ягненок, подарен старому растлителю и стал его жертвой, испытав всю меру унижения, боли и страдания. Сейчас, когда он обрел свободу и дело, которому готов посвятить всего себя, он по-прежнему несчастен в личной жизни, одинок, унижен и раним, как и раньше.

Тихий стон сорвался с его губ. Он задыхался. И хотя под холстиной, покрывавшей его тело, он был наг, ему хотелось сорвать с себя что-то такое, что давило ему грудь, мешало дышать. Машинально он схватился за перстень, повернул его на пальце, погладил и в исступлении прошептал одними губами: