Буслаев понял, что больше ничего не узнает. Голова явно
способна была лишь повторять одни и те же слова, как шарманка. Договорив, она
повернулась и быстро покатилась прочь. Мягкий нос почавкивал, когда голова
перекатывалась через него.
– Эй, стой! – крикнул Мефодий.
Голова продолжала движение. Перекатившись через порог, она
подпрыгнула, как мяч, и протиснулась под лесами. Поняв, что голова не
собирается ждать, пока он раскачается, и что он может потерять ее из виду,
Мефодий кинулся за ней, едва успев спрятать меч в футляр и захватить его с
собой. Голову-то лопухоиды явно не увидят, чего не скажешь о клинке, который с
легкостью может сбрендить и развалить до пояса первого же прохожего, который
случайно зацепит его хозяина плечом в толпе.
Глава 11
От Хаврониссеи до Хаврониады
Эдя Хаврон, недавно вернувшийся с работы, сидел на кухне, ел
большой пирог с клубничным желе, прихваченный из ресторана по случаю отсутствия
шеф-повара, и ставил эксперименты. Эдя был чудовищно доволен. Он только что
обнаружил, что, если произнести «Зозо» с набитым ртом, в половине случаев
получается «Жужу», а в другой половине «Жужо».
– Жужу! Жожо! Ижи сижо! – звал он.
Из комнаты донеслось недоуменное: «Чего ты сказал?»
– Ижи сюжа, Жожо! И Даф с собой прихвати! – расщедрился
Хаврон.
На этот раз его призыв был услышан. Первым в кухню
целеустремленно вошел Депресняк в строгом ошейнике и, критически покосившись на
клубничный пирог, молчаливо направился к холодильнику. Хаврон поспешил открыть
дверцу. Он уже усвоил, что, если не сделать это вовремя, милая зверушка
прогрызает холодильник насквозь.
Депресняк скользнул хмурым взглядом по полупустым полкам,
вонзая когти в металл, лениво забрался в холодильник (подпрыгивать ему было
попросту лень) и, вцепившись треугольными зубами в банку с лососевыми
консервами, взразвалку направился прочь, собираясь разлечься где-нибудь в самом
неподходящем месте и желательно в проходе.
Эдя вытер со лба пот.
– Я просто обожаю эту зверушку! У кого бы дробовик одолжить?
Или лучше сразу гранатомет «муха»? – пробормотал он.
Депресняк остановился в дверях и повернул голову. Хаврон
судорожно улыбнулся и помахал ему ручкой. На кухне появились Дафна и Зозо. Даф
была уже без шарфа да и выглядела значительно бодрее. Ангина отступала, неся
большие потери. Микробы сдавались толпами, высылая вперед генералов с белыми
носовыми платками.
Хаврон сделал рукой великодушное движение человека, который
только что подарил своему ближнему старую калошу и теперь жаждет
продолжительных оваций и вызовов на бис.
– Садищесь перекущите! Здесь на всех шватит… У меня шегодня
был кошмарный день! Можете мне пощощущтвовать! – сказал Хаврон.
С набитым ртом слово «кошмарный» вышло у него как
«комшарный». И опять Эдя остался доволен, пробуя это новое стихийное слово на
вкус.
– А чего кошмарный-то? – поинтересовалась Даф, отрезая себе
кусок пирога. Следовало выполнить ритуал вежливости, что она, собственно, и
делала.
Эдя проглотил еду и заговорил уже связно:
– Да вот! Ко мне опять притаскивались Нинель Дурнева и
Айседорка! Прятаться от них в кухне было бесполезно. Они взяли меня, что
называется, тепленького.
– И что?
– Да ничего. Пришлось учить их полоскать горло французским
коньяком. Вначале так «гуль-гуль», а потом быстро «гуль-гуль-гуль». Просто
цирк! У нас вся кухня сбежалась смотреть.
– А так можно? Полоскать горло коньяком? – усомнилась Зозо.
Эдя уставился на сестру с явным намерением испепелить ее
взглядом, но передумал и вместо этого съел из банки оливку.
– Покажи мне статью Уголовного кодекса, которая это
запрещает… Кстати, Жужо, Айседорка расчувствовалась и пообещала повысить тебе
зарплату, так что с тебя причитается. Вот только надо будет ей завтра sms-кой
напомнить, чтобы она не забыла. Коньячные обещания не отличаются
долговечностью, если наутро не устаканить их свежим напоминанием! – заявил он,
метко выплевывая косточку в форточку.
Зозо умиленно захлопала ресницами.
– Что, серьезно, повысит? Эта скряга? И долго ты с ними
промучился?
– А ты как думала? Почти полдня на них убил. После коньяка
Нинель Дурнева захотела селедки с ананасами и цыганский хор, а Айседорка, как
генеральская женушка, стала требовать артиллерийскую гильзу, чтобы пить из нее
шампанское. И чтобы после каждой гильзы охранник бабахал из газового пистолета,
раз миномета в «Дамских пальчиках» все равно нет. Потом они расцеловали меня в
обе щеки, погрузились в «БМВ» Айседорки и уехали. Кстати, между нами, я так и
не понял, кто сел за руль.
– А ты почему с ними не поехал?
– Жужу, я тебя удружу на этом самом месте вот этими
натруженными руками! Я не самоубийца ездить с пьяными. И потом, у меня есть
права только на велосипед.
– Брависсимо, Хаврониссимо! Ты настоящий рыцарь! А если
бедная женщина попадет в аварию, не успев повысить мне зарплату? – укоризненно
сказала Зозо.
Став некоторое количество лет назад Буслаевой, она всегда с
удовольствием экспериментировала с Эдькиной фамилией, и аргумент: «А у тебя
самой была какая?» – на нее совсем не действовал.
Даф, уплетавшая пирог с клубничным желе, не принимала
участия в пикировке. За несколько дней, проведенных в доме у Мефодия, она уже
привыкла к тому, что Зозо с Хавроном никогда не включают свой речевой аппарат
на паузу и постоянно перемывают косточки всем знакомым и друг другу. Исключения
составляют только редкие минуты, когда Эдя пыхтит с гантелями или Зозо хохочет
в ванной в телефонную трубку.
Внезапно Даф подняла голову и прислушалась. Из комнаты, где
остался Депресняк, ей почудился какой-то шум. Она бросилась туда. Адский котик,
до того мирно глодавший железную банку, теперь с истошным мявом катался по
полу, терзая что-то задними лапами. Что-то абсолютно не сопротивляющееся и
апатичное.
– Депресняк, остынь! Кыш, брысь, фу! – закричала Даф, мешая
все в одну кучу.
Схватив кота за ошейник, Даф с немалым трудом оттащила его в
сторону. Депресняк шипел и вырывался у нее из рук.
По полу удрученно каталась большая голова, мягкая и лысая.
Когти Депресняка прочертили на ней глубокие борозды. Крови не было. Похоже
было, что внутри голова сделана из плохо пропеченного теста или из чего-то
подобного. Как голова оказалась в квартире, Даф не представляла.