– Да, но собираюсь замуж.
– Опять? Тебе не надоело?
– Не могу без семьи, хочу, чтобы рядом постоянно был мужчина. Знаешь, в любовниках есть нечто такое, что пугает меня. Они словно напоминают мне о скоротечности жизни: только что был в кровати – и уже нет, исчез, и никто не знает, вернётся ли снова. А муж и семья – это своего рода символ постоянности.
– Поэтому ты постоянно меняешь мужей? Ну и кого теперь взяла на прицел?
– Одного американца. Он работает в группе Чубайса. У них там несколько американских консультантов.
Воронин почувствовал, как его сердце застучало учащённее, но не подал виду, что информация ему интересна.
– Познакомишь?
– Ген, неужели тебя интересует, с кем я сплю? – Она поморщилась.
– Мариша, ты меня обижаешь. Это не интересовало меня даже в дни нашего супружества.
– Тогда зачем тебе? Ах да – полезное знакомство. Я забыла. Ты никогда не упускал шанса завязать новые связи… Ты всё ещё сыщик? По-прежнему в МВД?
– Нет, недавно ушёл. Но сыщик остаётся сыщиком даже на пенсии.
– Где ты теперь? – спросила она с дружеским любопытством.
– Присматриваюсь, куда устроиться. Есть кое-какие предложения, но я пока не решил. Хочется чего-нибудь поспокойнее.
– Что ж…
Сонный официант принёс кофе на подносе и лениво составил чашки на стол.
– Спасибо. – Марина подвинула к себе чашку и, элегантно взяв кусочек сахара тонкими пальцами, опустила его в кофе. – Если тебе это надо, я познакомлю вас. Послезавтра будет благотворительный вечер, концерт, фуршет. Приходи. – Она взяла салфетку и быстро написала адрес. – Там я вас представлю друг другу. На всякий случай вот моя визитка, тут все телефоны.
– Приятно иметь дело с такой женщиной. И вдвойне приятно осознавать, что я срывал с губ такой женщины поцелуи.
– Ещё неизвестно, кто с чьих губ что срывал, дорогой, – засмеялась она, запрокинув голову.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. МАЙ 1996
– Алло, братишка, это Клюшка, – услышал Никита голос в трубке мобильного телефона. – Старикан выезжает. Не оплошай…
Никита уже третий день проводил в замаскированной «лёжке», устроенной в лесу напротив дороги, по которой Машковский выезжал из своего дома на Рублёвское шоссе. Ни вчера, ни позавчера Никита не рискнул стрелять, так как солнце, отражаясь от лобового стекла, слепило Никите глаза. Он не желал рисковать. Он не мог позволить себе роскошь пустить пулю мимо цели. Волчара предупредил, что Машковского надо бить наверняка, иначе старик залезет в нору, где его просто не достать.
Третий день подряд Никита слышал в телефоне один и тот же голос, сообщавший: «Старикан выезжает». Обладателя этого голоса Никита не знал и к знакомству не стремился, Волчара в разговоре назвал его Клюшкой и объяснил, что ему поручено наблюдать за воротами особняка Машковского.
Сегодня погода выдалась облачная, солнце ни разу не выглянуло из-за низких туч. Услышав голос Клюшки, Никита взял в руки винтовку и поднёс оптический прицел к глазу. От дома до поворота дорога занимала около минуты. Машина лишь на несколько секунд задерживалась на одном месте, предоставляя снайперу идеальную возможность для осуществления своей задачи, затем сворачивала, бликуя стёклами, и уносилась по шоссе.
– Не оплошай, – повторил Клюшка.
Никита не чувствовал за собой вины за то, что не выстрелил в предыдущие дни. Но в глазах Волчары он заметил нехороший огонёк.
– Я всё сделаю, – заверил Никита. – Не беспокойся.
В этот раз оплошать он не имел права…
Машина, плавно покачиваясь, выплыла из-за раскидистых кустов, щедро осыпанных клейкими молодыми листочками, и затормозила перед поворотом. Оптика прицела сделала лицо водителя огромным и плоским. В тени салона виднелся Машковский и его секретарь. Старик о чём-то сосредоточенно думал, прислонив морщинистую руку ко лбу. Машина остановилась окончательно, Григорий Модестович чуть качнулся, но позу не поменял.
Никита совместил перекрестье прицела с головой жертвы и надавил на спусковой крючок. Хлопнул выстрел, и лобовое стекло мгновенно покрылось густой паутиной белых трещин, почти полностью скрыв за собой Машков-ского. Но Никита всё-таки разглядел, как старик медленно откинулся на спину. На всякий случай он выстрелил ещё раз, теперь уже целясь в грудь Григория Модестовича. При втором выстреле от лобового стекла, ещё сильнее замутившегося от трещин, отвалился небольшой кусок.
Машина завизжала, бешено вращая колёсами, рванулась в обратную сторону и в доли секунды исчезла в густых тенях рощи.
– Я же обещал всё сделать, – холодно усмехнулся Никита и, вскочив на ноги, бегом бросился прочь от шоссе. Колючие еловые ветви хлестали его по лицу, и от этих липких ударов, оставлявших на губах вкус смолы и хвои, Никите было приятно. Не выпуская из рук винтовки, он выбежал на просёлочную дорогу, где стоял обшарпанный «жигулёнок» болотного цвета. Задняя дверь автомобиля с готовностью распахнулась. За рулём сидел Волчара и буквально пожирал Никиту глазами.
– Ну? – Волков постукивал ладонью по рулю. На обеих руках чернели перчатки.
– Всё сделано. – Никита бросил винтовку в машину и плюхнулся на заднее сиденье.
– Уверен?
– Наверняка. Два выстрела. Голова и сердце.
– Отлично. Дверь-то закрой.
Машина быстро покатила по неровной дороге, попрыгивая на ухабах.
– Винтарь бросить? – спросил Никита.
– Естественно, – процедил Волчара.
– Сейчас стекло сниму.
– Снимай… Игрушку в окно вышвырни… Давай, давай, старичок…
Никита отсоединил оптический прицел и аккуратно положил его рядом с собой. Затем стал сосредоточенно крутить ручку, опуская заедающее стекло бокового окна. Как только он взял в руки винтовку, чтобы высунуть её в окно, Волчара затормозил и, стремительно повернувшись к Никите, выстрелил в него из пистолета. Никита вскрикнул и недоумённо уставился на Дмитрия. Тот ещё дважды нажал на спусковой крючок. При каждом выстреле рубаха Никиты трепетала, словно живое существо.
– Прости, братишка, но такие уж в нашем деле порядки, – сказал Дмитрий, вылезая из машины.
Он отворил заднюю дверь и, приставив пистолет к голове Никиты, опять надавил на спусковой крючок.
– Морж будет доволен.
Волков швырнул пистолет под колёса «жигулёнка» и побежал куда-то в сторону от заросшей дороги, где его дожидался замаскированный мотоцикл.
* * *
На ровно остриженных газонах стояли длинные столы, покрытые белоснежными скатертями. Бутылки и бокалы сияли отражённым светом разноцветных фонарей, которые гирляндами тянулись от дерева к дереву. На небольшой сценической площадке танцовщицы исполняли классические вариации из различных балетов.