Мефодий Буслаев. Маг полуночи - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 4

– Египетские пирамиды в сравнении с Храмом Вечного Ристалища – это так, больная фантазия на тему вертикального гробика… Ты идешь еще несколько часов – а Храм все не приближается – или приближается так постепенно, что ты этого не замечаешь. А потом вдруг – не менее внезапно – ты вдруг оказываешься рядом. Двери храма всегда распахнуты. Ты можешь подойти совсем близко и увидеть пол – черные и белые мраморные квадраты. С другой стороны видна еще дверь, она чуть приоткрыта, но не настолько, чтобы можно было увидеть, что за ней. А искушение велико. Тебя охватывает уверенность, что там, с другой стороны, лежит что-то безумно важное, нечто такое, перед чем тускнеют все наличествующие и утраченные артефакты… Нечто такое, ради чего те, кто жили до мрака и света, те, для кого магия была естественна как дыхание, и построили этот колоссальный Храм.

– А нельзя просто подойти и заглянуть? Или использовать удаленное зрение? – спросила Медузия.

Спицы в руках у Ягге описали укоризненный полукруг.

– Медузия, дорогая, хоть, это и случилось безумно давно, но я уже тогда была далеко не наивная девочка и знала о магии достаточно. Какие только варианты я не перепробовала! Телепортация, полет, все виды зрения, дистанционная интуиция… Бесполезно.

– Ты не смогла, а Мефодий Буслаев сумеет? – надувая щеки, спросил профессор Клопп.

Сарданапал сострадательно посмотрел на его крысиную жилетку.

– Возможно, Зиги… Все возможно. Мефодий Буслаев, который ощутит свой темный дар. Который, получив плащ, пройдет в день своего тринадцатилетия лабиринт мраморных плит, войдет в приоткрытую дверь и, взяв то, что оставлено там древними, передаст это стражам мрака. Относительное равновесие между светом и мраком будет нарушено. Мрак разом прорвется из всех щелей, как вода прорывается сквозь дно гнилого корабля. Тысячи эйдосов, которые ныне защищает свет, будут похищены мраком. От того, сумеет ли Мефодий Буслаев совладать с той тьмой, что изначально заложена в нем, зависит все.

Огонь в камине полыхнул и погас. Тяжелые бархатные шторы надулись при полном безветрии, как корабельные паруса. Две древние черномагические книги в клетке заметались и, внезапно обратившись в пепел, осыпались сквозь прутья на ковер.

Ягге подняла глаза от спиц.

– Ну вот, так я и знала!.. Петля сорвалась. А я ведь почти закончила, – сказала она с сожалением.

– Мефодий Буслаев! Он еще не родился, а мрак уже в предчувствии его рождения! – произнесла Медузия.

– Мефодий Буслаев… Мы будем пытаться как-то повлиять на него? Выйти с ним на контакт? Взять, наконец, в Тибидохс? – хрипло спросила Великая Зуби.

Борода Сарданапала сделала волнообразное движение.

– Ты что, Зуби? Этого мальчишку – и в Тибидохс? С его-то даром? Нет, дорога в Тибидохс ему навсегда заказана. Мы даже не сможем вмешаться, ибо дела света и мрака неподвластны нам, элементарным магам. Мы будем наблюдать за мальчишкой издали – не более. В таких делах любой осторожности будет мало… И запомните: никто в Тибидохсе, кроме нас с вами, не должен ничего знать о Мефодии! НИ ОДИН УЧЕНИК! В ближайшие двенадцать лет во всяком случае! Я требую, я настаиваю, я, наконец, приказываю, чтобы все принесли клятву!

– Сарданапал, а какой именно дар у мальчишки? Я знаю, что темный, но как он проявится на этот раз? – спросил Тарарах. – Мы знаем, что формы его бесконечны!

Глава Тибидохса устремил на питекантропа пылкий малоазийский взор.

– Точно не знаю, Тарарах! Я могу лишь догадываться. И если это то, о чем я думаю, то это ужасно. Так ужасно, что я предпочту умолчать. А теперь клянитесь! Ну же! Я хочу, чтобы вы все произнесли Разрази громус!

Полыхнуло несколько искр – красных и зеленых. Поклеп, Медузия, Ягге, Великая Зуби, профессор Клопп… Сарданапал, внимательно следивший, чтобы поклялись все без исключения, выпустил искру последним. Тарарах, не имевший перстня, обошелся без искры, ограничившись простым произнесением клятвы.

Золотой сфинкс на дверях кабинета поджал лапы и уподобился мокрому несчастному котенку.

Множество Разрази громусов в одном кабинете за какую-то минуту – это было много даже для видавшего виды сфинкса.

Эдуард Хаврон тщательно выдавил на щеке угорь и, отойдя на шаг, залюбовался своей мускулатурой. Он стоял перед зеркалом голый по пояс и инспектировал сам себя, как врач из военкомата инспектирует призывника.

– Ну разве я не атлет? Разве не красавец? Просто сам бы в себя влюбился, да на работу топать надо! – сказал он самодовольно.

– Эдя, не втягивай живот! – крикнула из комнаты Зозо Буслаева.

Она и через две двери знала все фокусы своего брата.

– При чем тут живот? Это у меня такое выпуклое солнечное сплетение. И вообще под пиджаком не видно, – оскорбился Эдя, однако настроение было испорчено. Ох уж эти родные сестры! От них приходится терпеть такое, за что любого постороннего утопил бы, как Герасим Муму.

Тщательно почистив свои двадцать восемь зубов – согласно статистике, тридцать два зуба наличествуют лишь у трети человечества и в воображении писателей, обожающих без разбору наделять своих героев избыточной мудростью, – Эдуард Хаврон направился в единственную комнату их квартирки. Квартирка затерялась так далеко на окраинах Москвы, что порой казалось, будто Москвы вообще не существует. Зато МКАД с ее бесконечными машинами была видна из окна как на ладони. Недаром они жили на самом верхнем, шестнадцатом этаже.

Комната была разгорожена стоявшим боком шкафом, как ширмой, на две неравные части. В одной – большой – части обитала Зозо Буслаева (до всех замужеств Хаврон) с сыном Мефодием. В другой – в меру великолепный Эдя со своими семью парадными костюмами, двенадцатью парами начищенной до блеска обуви и штангой, на которой ночами уныло позванивали два блина по двадцать килограммов.

Когда Эдя Хаврон вошел в комнату, Зозо меланхолично пролистывала журнальчик брачных объявлений, изредка обводя самое интересное фломастером.

По паспорту Зозо Буслаева была Зоя. Однако свой паспорт Зозо не любила. Странички паспорта содержали слишком много лишней информации. По мнению хозяйки, было бы вполне достаточно, если бы там просто значилось: Зозо. Мило, коротко, со вкусом и дает простор воображению.

Ее сын Мефодий сидел за столом и уже минут сорок угрюмо симулировал написание сочинения по литературе. Пока что он породил только одну фразу: «По моему мнению, книги бывают нормальные и не очень». На этом его творческий пыл иссяк, и теперь Мефодий глухо маялся.