Последний свидетель - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Толкиен cтр.№ 45

— Ах, Питер! — воскликнула она. — Я так счастлива. Просто слов не хватает сказать тебе, как я счастлива.

Питер высадил Грету у железнодорожной станции, а потом проводил глазами первый утренний поезд, на котором она отправилась в Лондон. Вот хвостовой вагон скрылся вдали, и он снова уселся за руль и медленно двинулся к Флайту. Там он снял номер в небольшой гостинице под названием «Якорь». Еще никогда в жизни не чувствовал он себя таким измученным. Рухнул на кровать не раздеваясь и тут же провалился в глубокий сон. Проспал он до полудня.

Разбудил его телефонный звонок. Он не успел подойти сразу, телефон умолк, потом зазвонил снова, и тут Питер снял трубку. Это был Томас. Вот только голос его звучал как-то непривычно. В нем слышалась отчаянная, почти истерическая решимость.

— Мне надо поговорить с тобой, папа. И тете Джейн — тоже.

— Где ты? Как ты?

— Мы в Вулбридже. В доме тети Мэри.

— Чьем?

— Тети Мэри, это сестра тетушки Джейн. Даю адрес: дом двадцать восемь по Харбор-стрит. Ты приедешь?

— Да, конечно, приеду. Рад, что Джейн увезла тебя туда. Мне следовало бы подумать об этом самому. — Питер уже приготовился повесить трубку, но в ней снова раздался голос Томаса.

— Она уехала, отец? Ты должен быть один, слышишь? Иначе не желаю тебя видеть.

— Не беспокойся, я один, — ответил Питер и повесил трубку. Он сказал сыну чистую правду, никогда прежде не доводилось ему испытывать такое полное абсолютное одиночество.

— Что собираешься делать, пап?

— Это ты о чем?

— О Грете. Это ведь она убила маму.

— Нет, никого она не убивала. Она здесь совершенно ни при чем, Томас. У тебя просто идея-фикс, не вижу в этом ничего хорошего.

Они сидели в гостиной маленького домика на Харбор-стрит, ее украшали бесчисленные безделушки. Очевидно, коллекцию эту собирали долгие годы. Тут были кружки, выпущенные в честь коронации, модели кораблей в бутылках, множество фарфоровых котов и собачек. Владелицей коллекции была сестра Джейн Мартин, Мэри. Она подала им чай с молоком, а потом оставила втроем за громоздким обеденным столом дубового дерева начала 30-х годов. Питер сидел по одну его сторону, Томас — по другую.

Питер понимал: так не годится. Ему следовало бы сидеть рядом с сыном, крепко обняв его за плечи, как обнимала сейчас экономка. Но их разделила ненависть Томаса к Грете, и тут он ничего не мог поделать.

— Хорошо, папа. Тогда послушай, что скажет тебе тетя Джейн, — продолжал Томас, с трудом сдерживая нетерпение.

— Она говорила о миледи разные гадости, сэр Питер, — начала экономка.

— Когда это?

— В тот день, когда погибла маленькая собачка. Сразу, как только вы вышли из дома. Она сказала, что миледи за все заплатит.

— Мало ли что в тот день наговорили люди. Главное, что все потом признали свою вину и извинились. Разве не так, Томас?

— Она оставила окно открытым. И я слышал, как один из тех мужчин говорил, что все остальные закрыты, — сказал Томас, полностью проигнорировав вопрос отца.

— Она оставила окно открытым просто по невнимательности. Что и понятно, вечер вчера выдался такой теплый. К чему тогда, по-твоему, ей было признаваться в этом, если она сделала это нарочно?

— Да потому, что не знала, что я узнаю этого человека.

— Того, которого ты видел в Лондоне ночью? Да, тогда она солгала, Томас. Но у нее были на то причины.

— Тогда зачем она договорилась, чтоб я уехал к Эдварду? Как ты это объяснишь, интересно?

— Я не знаю, Томас. У меня не на все есть ответы. Однако уверен, ты не прав. Я знаю Грету. Она не способна на такое.

— Еще как способна! Сам знаешь. Ты защищаешь ее просто потому, что трахаешь.

Томас вскочил, оттолкнул стул и угрожающе наклонился над столом к отцу. Все попытки Джейн Мартин удержать его были бесплодны.

— Да, ты трахаешь ее, и мама умерла из-за нее! Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!..

Голос Томаса сорвался на истерический визг. Но он тут же смолк. Отец перегнулся через стол и влепил ему пощечину тыльной стороной ладони.

Питер стоял и смотрел на сына. Томас прикрыл лицо рукой, но отец по-прежнему видел в глазах его неукротимую ярость.

— Прости, Томас, — пробормотал Питер. — Мне не следовало этого делать, но и ты не должен был так говорить со мной. Тебе решать, что ты скажешь полиции, но советую сперва хорошенько подумать. Иначе как бы потом не пожалеть.

Питер развернулся и двинулся к двери, потом вдруг остановился в нерешительности. Ни Томас, ни миссис Мартин не произнесли ни слова, и он понял, что у него нет другого выбора, кроме как уйти. Остаться — значит привести мальчика в еще большую ярость, твердил он себе. И вот, не сказав больше ни слова, он вышел из гостиной, а затем — и из дома.

Оказавшись на улице, он уселся в машину и какое-то время смотрел на зашторенные окна коттеджа. Его так и подмывало выйти из машины, снова пройти по тропинке к входной двери, но делать он этого не стал. Просидев неподвижно пару минут, он завел мотор и медленно отъехал. Пути назад не было.

Прошло четыре дня, прежде чем полиция объявила, что семья может вернуться в дом «Четырех ветров». Сэр Питер оставался в гостинице во Флайте, делал распоряжения насчет похорон, а тетя Джейн решила, что пока что ей с Томасом лучше остаться в доме сестры в Вулбридже. Однако Томасу не терпелось вернуться в родной дом, и он постоянно теребил экономку. И сумел настоять на своем. Ведь там, в доме «Четырех ветров», прошла вся жизнь его мамы. И он был уверен, что в саду, который она так любила, до сих пор живет ее душа.

На закате он сидел на старой деревянной скамье в саду и смотрел на окно в спальне леди Энн. Его затеняли белые вьющиеся розы, и он вдруг очень живо представил, как в этом живом занавесе вдруг появится мама и позовет его к себе. Сам вид этого дома в сумерках вызывал новый острый приступ боли от утраты. Лишь сад, которому мама отдавала столько душевных и физических сил, мог как-то примирить его с необходимостью жить дальше. Все остальные мысли были исключительно о мести: негодяи, сотворившие такое с мамой, должны за это заплатить. Он знал, что думала мама о Грете; тетя Джейн просиживала с ним на кухне часами и пересказывала все, что говорила мама в адрес этой дамочки. Леди Энн часто использовала экономку, чтоб выплакаться у нее на плече, не отдавая отчета в том, что каждое ее слово, полное негодования и обиды, западает в душу этой старой бесконечно преданной ей женщины, которую она знала с самого детства.

Теперь, вспоминая, какие сны снились ему о Грете, Томас испытывал стыд. И он горько сожалел о признании в любви, которое сделал ей в такси; всякий раз, думая об этом, он вспоминал маму, глядевшую на него из окна первого этажа лондонского дома, и о том, какое печальное при этом у нее было лицо.