– Как вас зовут?
– Даша Васильева, – снова представилась я.
– Как вы оказались впутаны в эту историю? – устало спросила
Водкина.
– Охотно объясню, – обрадовалась я.
Кажется, я сумела найти нужные аргументы. Сейчас Майя
выслушает меня, а потом сообщит правду про Скавронскую. Ох, чует мое сердце,
разгадка того, что случилось с Ниной, закопана в болотах около дома знахарки. И
зарыли ее не вчера, и даже не десять лет назад, а намного раньше.
Интуиция меня не подвела. Узнав про явление привидения в
розовом платье и о прочих невероятных событиях, Майя сначала покраснела, затем
побледнела и зашептала:
– Несчастная Софья! Люди ужасны! Куту было сделано!
Мерзавец!
– Вы о ком? – занервничала я.
Майя сложила перед собой руки.
– Это долгая история.
– Я никуда не тороплюсь.
Водкина сцепила пальцы в замок.
– Ну ладно, расскажу ее вам.
– Давайте, – скрывая радость, сказала я, – надо же
разобраться.
О Софье Скавронской в Киряевке и окрестностях болтали
всякое. Некоторые матери пугали ею детей, говорили неслухам:
– Вот не будешь слушаться, Сонька-ведьма через трубу влезет
и тебя к себе на болото унесет.
А кое-кто из местных баб распускал совсем уж дикие слухи.
Дескать, видели они Скавронскую в лесу – ведьма голой каталась по лужайке, а
потом, стряхнув с себя росу, села на метлу и полетела над поляной.
Скорей всего, Софья была в курсе этих глупостей, потому что
в редкие ее визиты в село ребятня с воплем: «Ведьма приехала!» – разлеталась по
домам, а Скавронская, не дрогнув в лице, шла по своим делам. Она никогда не
реагировала на эти выходки и не злорадствовала, когда сплетницы возникали на
пороге ее избушки и, уткнув бесстыжие глаза в пол, заводили:
– Бабулечка Сонечка, помоги Христа ради!
Самое отвратительное, что, получив лекарство и вылечившись
от болячки, они же с презрением говорили:
– Вот ведь дура! Ни копейки не взяла! Ума нет и не наживёт!
Деревенским жителям было непонятно такое бескорыстие. Вот
запроси Софья за услуги деньги, построй она в середине села каменный дом, тут
бы народ попритих. А целительница жила на болоте, в старой избушке, и поэтому
особого уважения не вызывала. Правда, травы, собранные ею, помогали лучше
лекарств, купленных в аптеке, вот к Скавронской и ехали из разных мест. И ни
одному человеку, даже самому неприятному, знахарка не отказала в помощи.
Однажды в Киряевку заявились археологи. Ученые собрались
вскрыть захоронение в холме – там якобы имелись уникальные сокровища.
Киряевцы пришли в ажиотаж. Как же так? Они, оказывается,
жили около несметных богатств и не подозревали о своей удаче? Могли ведь и сами
добыть золото-изумруды-бриллианты! Опыт грабежа ценностей у киряевцев был.
Некогда они растащили по домам имущество барина Панкрата Варваркина,
эмигрировавшего из России. Дворянин утек стремительно, спасая свою шкуру. Поговаривали,
правда, что самое ценное – небольшой мешочек, набитый камнями – он прихватил с
собой, но и брошенного хабара многим хватило: посуда, постельное белье,
столовое серебро, льняные полотенца с вышивкой, кружевные скатерти, ковры,
мебель… Барин жил красиво. До сих пор в некоторых домах еще сохранились где
сахарница, где молочник, где масленка, добротные изделия из серебра с
причудливой монограммой «ПВ».
Археологи разбили лагерь у холма и наняли в рабочие местных
мужиков. Когда раскопки были в самом разгаре (ученые определили место входа в
пещеру и велели рабочим кирками разбить замурованный лаз), случилось
невероятное. В лагерь пришла Софья, потребовала встречи с начальником и заявила
ему:
– Уезжайте скорей, иначе из пещеры выйдет смерть.
Главный ученый, решив, что имеет дело с выжившей из ума
теткой, решил не спорить с больной, а мирно ответил:
– Конечно, прямо завтра и уедем.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Скавронская. – А то ведь
легенда не врет. Мертвый генерал себя в обиду не даст – кто в пещеру влезет,
тот быстро в божье царство отправится. Причем в страшных мучениях! Волосы
вылезут, зубы выпадут, язвы по телу пойдут… А хоронить такого человека надо в
камне. Так Марфа велела!
– Это кто такая? – проявил интерес ученый.
Скавронская объяснила:
– Когда жених Фотины заболел, ее отец позвал местных
монахинь. Среди них была целительница Марфа. Она осмотрела занедуживших военных
и сказала: «Умрут скоро. Лечить не возьмусь, потому что несчастных поразил
небесный огонь. Их надо, как чумных, похоронить. Лучше всего в горе, и вход
замуровать. А еще всех предупредить: кто мертвых тронет – тот и сам в мучениях
умрет, и дьявола выпустит. Мор пойдет. Одни сразу окочурятся, другие поживут,
но тоже сгинут. А дети их за родительское долгожительство ответят страшно –
будут безглазы, немы и глухи».
– Жуткое пророчество, – согласился археолог. – Но мы же
умные люди, и прекрасно понимаем, что все это просто легенда. Короче –
неправда.
– Не троньте холм! – настаивала на своем Скавронская.
– Конечно, конечно. Идите, дорогая, домой и не волнуйтесь, –
ответил археолог.
Но Скавронская поняла – ее словам веры нет. И побежала в
село. Стала ходить по домам и просить жителей:
– Не пускайте родственников в лагерь. Пусть экспедиция
сворачивается, без рабочих раскопки не начнут.
На целительницу смотрели как на сумасшедшую. Кое-кто пытался
ей объяснить:
– Археологи хорошо платят.
Остальные просто выгоняли знахарку. К вечеру Софья убралась
в свою избушку и затаилась в ней.
Через два дня после того, как расковыряли вход в пещеру,
умерло двое деревенских парней, затем скончались четыре археолога. Раскопки
прекратили, начальник отряда пошел к Скавронской, но та не пустила его на
порог, разговаривала через запертую дверь.
– Ничем помочь не могу! – отрезала она. – Легенду вам
рассказала, а она сложена, чтобы потомков предупредить. Кто виноват, что вы
глухим оказались? Езжайте домой, а пещеру замуруйте. Да, вот еще… В книгах
написано, что Марфа и ее сестры, дабы заразу в монастырь не нести, всю одежду
сожгли, волосы сбрили и полгода провели в молитвах, постились и часто парились
в бане. Коли по-моему получилось, поумирали люди, то хоть сейчас послушайтесь,
возьмите с монахинь пример.