Настанет день - читать онлайн книгу. Автор: Деннис Лихэйн cтр.№ 172

— А теперь проваливай из моего дома, Лютер.

Лютер встал.

Когда он дошел до кухонной двери, Дымарь произнес:

— Ты хоть понимаешь, что тебе больше никогда в жизни так не повезет?

— А то.

Дымарь закурил.

— Тогда проваливай и больше не греши, оглодыш.

Вот и Элвуд-авеню. Лютер поднялся на крыльцо своего дома. Заметил, что перила облупились. Надо бы их перекрасить. Завтра — первым делом.

Но вот сегодня…

Для этого нет слов, думал он, открывая внешнюю дверь, затянутую сеткой. Внутренняя тоже оказалась не заперта. Десять месяцев прошло с той жуткой ночи, когда он уехал. Десять месяцев. Таскался по железкам, прятался, пытался быть другим человеком в том чужом городе далеко на севере. Десять месяцев вдали от того, что составляло единственный смысл его жизни.

В доме никого. Он остановился в маленькой гостиной, посмотрел в кухню, на заднюю дверь. Дверь открыта, и слышно, как скрипит, натягиваясь под ветром, струна для сушки белья. Он решил, что ему надо бы заняться и этим, капнуть в колесико масла. Он прошел через гостиную на кухню, ощутил там запах маленького ребенка, запах молока.

Он ступил на заднее крыльцо. Она как раз наклонилась к корзине, чтобы вынуть очередную выстиранную вещь. Но тут она подняла голову. И посмотрела. На ней была темно-синяя блузка и выцветшая домашняя юбка, желтая, ее любимая. У ног ее сидел Десмонд, сосал ложечку и пялился на траву.

Она прошептала:

— Лютер.

И все прежние мучения так и хлынули ей в глаза, вся печаль и боль, что он причинил ей, все страхи и волнения. Сможет ли она снова открыть ему сердце? Снова в него поверить?

Лютеру захотелось, чтобы глаза у нее стали другие, и он вложил в свой взгляд всю свою любовь, всю свою решимость, всю свою душу.

Она улыбнулась.

Просто не верится. Господи помилуй.

Она протянула ему руку.

Он пересек двор. Упал перед ней на колени, взял ее руку, поцеловал. Обхватил ее за пояс, заплакал, уткнувшись ей в юбку. Она тоже опустилась на колени, и целовала его, и плакала, и смеялась, оба они плакали и смеялись — ну и картинка, рыдают, хихикают, сжимают друг друга в объятиях, целуются, и на языке — вкус смешавшизся слез.

Тут Десмонд тоже начал плакать. Просто заревел, чего уж там. Лютеру словно гвоздем ткнули в ухо.

Лайла отклонилась.

— Ну-ка?

— Чего — ну-ка? — не понял он.

— Успокой его.

Лютер глянул на это крошечное существо, сидящее на траве: прямо-таки заходится, глаза красные, из носу течет. Он наклонился, поднял его, прижал к плечу. Он был горячий. Горячий, как чайник в полотенце. Лютер никогда не знал, что человеческое тело может испускать такой жар.

— У него не простуда? — спросил он Лайлу. — Чего-то он горячий.

— Все отлично, — ответила она. — Ребенок посидел на солнце, только и всего.

Лютер подержал его перед собой. В глазах что-то от Лайлы, а в носе что-то от Лютера. А в подбородке что-то от его собственной матери, а в ушах — от его собственного отца. Он поцеловал это темечко. Поцеловал этот нос. А младенец все заливался.

— Десмонд, — сказал он ему и чмокнул в губы. — Десмонд, я твой папа.

Но Десмонд не желал слушать. Он вопил, он визжал, он плакал так, словно наступил конец света. Лютер снова прижал его к плечу. Крепко держа, погладил по спинке. Ласково пошептал на ухо. Поцеловал его бессчетное количество раз.

Лайла провела рукой по голове Лютера и наклонилась, чтобы тоже поцеловать ребенка.

И Лютер наконец нашел подходящие слова.

Полнота жизни.

Теперь можно больше никуда не бежать. Можно перестать искать. Больше он ничего не хочет. Все, на что он надеялся с самого рождения, вот здесь, с ним, и больше ничего не надо.

Десмонд замолчал как-то вдруг. Лютер посмотрел вниз: оставалось еще с полкорзины мокрого белья.

— Давай-ка развесим вещички, — произнес он.

Лайла вынула из корзины рубашку.

— И ты что же, поможешь?

— А то. Если ты мне дашь парочку вот этих прищепок.

Она вручила ему целую горсть, и он, согнув ногу, посадил Десмонда себе на бедро и помог жене развесить белье. Во влажном воздухе стрекотали цикады. Небо было низкое, плоское, яркое. Лютер прыснул.

— Над чем ты смеешься? — спросила Лайла.

— Да над всем, — ответил он.

Дэнни провел девять часов на операционном столе. Нож задел ему бедренную артерию. Пуля, попавшая в грудь, раскрошила кость, и несколько осколков проникли в правое легкое. Пуля, угодившая в левую руку, пробила ладонь, и пальцы, по крайней мере пока, отказывались служить. Когда его вытащили из «скорой», в нем оставалось меньше двух пинт крови.

Он очнулся от комы на шестой день и через полчаса вдруг ощутил, что левая половина головы у него словно запылала. Он перестал видеть левым глазом и начал объяснять врачу, что с ним происходит, что-то странное, что у него, похоже, горят волосы, и тут его начало бешено трясти. Потом вырвало. Санитары прижали его к кровати, запихнули что-то в рот, и бинты у него на груди полопались, из него снова хлынула кровь. Огонь уже полыхал по всему черепу. Его опять вырвало, и его перекатили на бок, чтобы он не захлебнулся.

Когда несколько дней спустя он пришел в себя, то не мог толком говорить, и вся левая половина тела у него не двигалась.

— У вас был инсульт, — сообщил врач.

— Мне двадцать семь лет, — выговорил Дэнни. Получилось «ме васать месь лес».

Доктор понимающе кивнул.

— Большинство двадцатисемилетних людей не получают удар ножом и еще в придачу три пули. Будь вы старше, вам бы не выжить. Откровенно говоря, я вообще не понимаю, как вам это удалось.

— Нора.

— Она за дверью. Вы действительно хотите, чтобы она увидела вас в таком состоянии?

— Она мо жна.

Врач кивнул.

Он вышел из палаты, а в голове у Дэнни все отдавались слова, только что вышедшие у него изо рта. Он мог сейчас сложить в голове: «она моя жена», но то, что получилось, — «Она мо жна» — было отвратительно, унизительно. Из глаз у него потекли слезы, горячие слезы страха и стыда, и он вытер их правой, подвижной рукой.

Вошла Нора. Такая бледная, такая испуганная. Села в кресло у его кровати, взяла его правую руку, поднесла к лицу, прижалась щекой к его ладони.

— Я люблю тебя.

Дэнни стиснул зубы, собрался, в голове у него стучала боль, но он изо всех сил сосредоточился: он страстно хотел, чтобы его язык правильно выговорил эти слова: люблю тебя.