Врата Атлантиды - читать онлайн книгу. Автор: Олег Маркеев, Андрей Николаев cтр.№ 13

— Любопытная, — кивнул Корсаков.

— Хочешь — продам. Как другу за пятьсот целковых. Раритет. Сам понимаешь, дешевле не могу.

— Нет уж, Саня, спасибо. Я к раритетам с некоторых пор отношусь предвзято, — сказал Корсаков, возвращая книгу.

— А за двести?

— Нет, не хочу.

— Жаль! — Сашка вздохнул, пряча книгу в сумку. — Как думаешь, взять еще? — Он взболтнул в чекушке оставшуюся водку.

— Если только для вдохновения.

— А для чего же еще? — удивился Сашка, доливая остатки в стакан.

Корсаков посмотрел, как дергается его кадык, пропуская водку в желудок.

— Ох, хороша, зараза! Ну, Игорек, вот как ее не пить?

— Лучше ее не пить никак, — ответил уже жалеющий, что отказался разделить компанию, Корсаков, — но это, к сожалению, невозможно.

— Еще как возможно, — незаметно подошедшая Анюта остановилась возле них. — Привет, Саша!

Она была в том же голубом платье. Лицо у нее, несмотря на то, что половину, если не всю ночь она провела, развлекая папиных гостей, было свежее, глаза смеялись.

— Королева, женщина моей мечты! Я буду писать с тебя портрет акварелью…

— Сашок, помолчи, — попросил Корсаков. — Привет, радость моя, — он привстал, Анюта подставила щеку и он чмокнул ее. — Ты с корабля на бал?

— Нет, я заехала домой, тебя нет, пошла искать, а ты уже водку трескаешь. Игорь, ты мне сегодня нужен трезвый.

— Он не пил, — вступился Сашка. — Ребята, посторожите вещички, я в палатку сбегаю.

— Пять минут, — Анюта постучала пальчиком по наручным часам, — мы спешим.

Сашка умчался к метро, Корсаков вопросительно посмотрел на девушку.

— Куда же мы спешим?

— Сань-Саню позвонила бабуля, искала меня. Хочет, чтобы мы с тобой к ней приехали. Причем срочно.

— Ты ей про меня рассказывала?

— Ничего я ей не рассказывала, и папаня тоже ничего не говорил.

— Так откуда она меня знает?

— Она все знает. Бабуля у меня — ведьма со справкой.

Корсаков собрал этюдник, спрятал в папку рисунок, сложил стул.

Прибежал запыхавшийся Сашка-Акварель, к груди он нежно прижимал пол-литра «Гжелки».

— Сашок, остаешься один, — сказал Корсаков, вешая этюдник на плечо. — Все клиенты твои.

— А посошок? — подмигнул Сашка.

— Никаких посошков! — Анюта взяла Игоря под руку. — В следующий раз расслабитесь.

Они пошли к Гоголевскому бульвару, где Анюта припарковала машину. Корсаков положил в багажник этюдник, складной стул, папку и уселся на переднее пассажирское сиденье. Анюта уже давила на газ, придерживая сцепление. Игорь еще не успел закрыть дверцу, как машина сорвалась с места.

— Тихо, тихо, — попытался успокоить девушку Корсаков, — не на пожар и не на похороны.

— Как знать…

Машина завизжала тормозами, выруливая на Пречистенку.

— Что-то на сердце у меня неспокойно, — сказала Анюта. — Уж очень голос у бабули был серьезный.

Впереди замигал желтым глазом светофор. Анюта прибавила газу, свернула на Смоленский бульвар. Перед зданием МИДа светофор все равно их поймал.

— Бабуля то ли с семнадцатого, то ли с восемнадцатого года рождения, — Анюта зажгла сигарету от прикуривателя, выпустила дым в окно, — значит, ей сейчас восемьдесят четыре или восемьдесят пять лет. Половину жизни в психушке провела, так что справка у нее самая настоящая. А раньше еще и в лагере сидела. Где-то на Севере.

Возле метро «Смоленская» Анюта поймала «зеленую волну», и до Садово-Каретной они ехали без остановок, хотя и небыстро — автомобилей летом в Москве становилось все больше, и даже утром можно было попасть в пробку.

— Она на Селезневке живет, я у нее была недавно, ну, когда она нам картину с утками отдала. Там такие старенькие домики. Отец ей предлагал квартиру в престижном районе купить, так она ни в какую. Помру, говорит, здесь. Меня, говорит, память о своем доме все годы поддерживала, — Анюта вздохнула. — Жалко ее. Арестовали перед началом войны, наверное, тогда она и сошла с ума. И всю жизнь жила под надзором врачей. Только перед самой перестройкой ее выпустили. Живет она одиноко, тихо… Куда прешь, козел? — крикнула Анюта так неожиданно, что Корсаков вздрогнул. — Не, ты глянь, как ездят! Да, о чем это я? А-а-а… вот, и живет бабуля одиноко и тихо.

Свернули на Краснопролетарскую улицу. Когда-то Корсаков жил неподалеку отсюда. После развода он оставил квартиру жене и перебрался на Арбат. Недели две назад Ирина звонила. После того как Игорь отдал ей деньги, вырученные с продажи двухсотлетнего коньяка, они с дочкой сняли на лето домик в поселке Новый Свет под Судаком, где Игорь с женой один раз отдыхал.

— Итак, бабуля — божий одуванчик. Живет тихо, спокойно, собралась на тот свет и подарила тебе картину, — обобщил Корсаков. — А я то причем? Она что, хочет поторопить нас с правнуками?

— Игорь, — укоризненно сказала Анюта, — не надо так. Я бабулю очень люблю, и она меня любит. Я, честное слово, не знаю, зачем она нас позвала. Сейчас сами спросим — почти приехали.

Машина запетляла в переулках и, сбавив скорость, въехала под арку во двор старого трехэтажного дома. На веревках, натянутых между вкопанных жердей, сушилось белье, возле пристройки в один этаж лежала поленница дров. Анюта пояснила, что центрального отопления нет — дом должны были снести еще лет двадцать назад, но никому до жильцов дела нет, так и топят квартиры дровами или углем.

Она открыла багажник и достала оттуда картину, отмытую Воскобойниковым.

— Она попросила привезти ее, — пояснила девушка. — Боже, ты небритый! Постой, дай я тебя хоть причешу.

Корсаков терпеливо дождался, пока она пригладит ему волосы.

— Ты не очень-то выпендривайся. Бабуля хоть и старенькая, а всю родню в узде держит. На, неси, — она передала Игорю картину. — Ей перечить никто не решается — сглазит. Даже Сань-Сань, несмотря на все свои понты, ее побаивается. Как какой контракт заключать, к ней бежит за советом. А еще она лечит наложением рук, вот!

— Я уже побаиваться ее начинаю, — пробормотал Корсаков, открывая скрипучую дверь подъезда.

— Не бойся — я с тобой, — успокоила его Анюта. — Кстати, это она велела папашке оставить нас в покое. Так и сказала: оставь детей в покое, Александр, не-то пожалеешь. Они сами знают, как жить. Раз в год, в июне, у нее случаются обострения. Родня знает, что надо перетерпеть месяц, когда у нее всплывает память о предвоенном шоке, из-за которого она потеряла рассудок. Бабуля тогда несет всякую чушь, а еще она мебель взглядом двигает. Я такое только в кино видела.