Он ждал удара об асфальт, но странно мягкая волна подхватила его, перенесла через бордюр, через тротуар и опустила на залитую водой траву. Отплевываясь от воды, Корсаков обернулся. Самосвал ударил «четверку» в багажник, машину закрутило, как на льду. «ЗИЛ» на полной скорости ударился колесами в высокий бордюр, кузов подбросило, самосвал встал на капот, постоял, раскачиваясь и стал заваливаться вперед, прямо на Корсакова. Как в замедленном кино тот видел падающий на него автомобиль, даже разглядел, как в кузове перекатываются остатки щебня. Самосвал заслонил все небо, когда к Игорю вернулась способность двигаться. Он покатился по земле, точно гонимый ветром лист. Позади раздался глухой удар, скрежет. Тяжело дыша Корсаков поднял голову. Самосвал лежал вверх колесами, в смятой кабине кто-то бил ногой в стекло, пытаясь выбраться. Пахло бензином. Корсаков поднялся и пошатываясь побрел прочь.
Град кончился и дождь уже стал похож на нормальный московский дождь, а не на тропический ливень. Повсюду валялись сорванные рекламные щиты, ветки, листья и целые деревья, вырванные с корнем или сломанные пополам. Вразнобой гудели сирены — в стоящих возле домов автомобилях сработала сигнализация. У многих машин стекла пошли трещинами — град, падавший с неба, летел со скоростью картечи из охотничьего ружья.
Корсаков брел наугад и был несказанно удивлен, когда впереди, метрах в двухстах увидел дом, в котором жила Анюта. Охранник на воротах подозрительно посмотрел на него, но, узнав, пропустил. Игорь открыл дверь ключом, который ему дала Анюта и вошел в подъезд. С одежды ручьями текла вода. На звук открываемой двери вылетела консьержка, Корсаков приготовился к долгим и нудным объяснениям. Собственно, он был даже готов к тому, что его просто выставят вон, но консьержка лишь пренебрежительно скривила губы и, не сказав ни слова, удалилась к себе. Корсаков улыбнулся: не иначе Анюта провела подготовительную работу. Придет, мол, человек, вы его видели. Ключи я ему дала, так, что пропустите пожалуйста. Наверное и денег еще дала старой грымзе.
Лифт бесшумно поднял его к квартире девушки. Повозившись с замком, Корсаков распахнул дверь и почти упал в прихожую. В квартире было темно. На всякий случай он позвал девушку. Никто не отозвался. Чертыхнувшись, он скинул кроссовки, сбросил на пол куртку, джинсы и толстовку — все было мокрое насквозь. В ванной он вытерся насухо, постоял возле джакузи — был соблазн залечь в горячую воду и отмокнуть, смыть усталость и грязь. Нет, времени на водные процедуры не было. Вздохнув, Корсаков посмотрел в зеркало, хмыкнул. Под глазами синяки, бледный, как покойник. трехсуточная щетина тоже не добавляла привлекательности. Надев халат он прошел в холл, осмотрелся. Если Анюта взяла карты, куда она могла их положить?
Он начал поиски с тумбочек, постепенно стервенея от обилия тряпок: бюстгальтеров, трусиков, маечек, шелковых ночнушек. Сначала он аккуратно складывал вещи, а посмотрев очередной ящик, убирал все обратно, но, конца и края поискам не было видно и поэтому Корсаков стал просто вываливать все на пол и расшвыривать по сторонам в поисках колоды. Закончив с холлом, он посмотрел на часы — двенадцать тридцать пополудни. У него осталось меньше полусуток, чтобы вернуть Таро Бафомета магистру, а он даже не знает, где они могут быть.
На кухне искать было, практически, негде. Он вытащил из морозилки бутылку водки, выпил полстакана, яростно захрустел соленым огурцом. На некоторое время водка добавила сил. Потом иллюзия бодрости исчезнет и придется выпить еще, а потом и еще. Он уже бывал в таком состоянии, когда спиртное заставляло концентрировать силы, увеличивало работоспособность, добавляло уверенности в успехе. Пусть это обман и организм отплатит за насилие жестоким похмельем, а может и чем похуже: отравлением или «белочкой», но ему сейчас было все равно, лишь бы не опустить руки, не сдаться. В конце концов он свалится с ног, но это будет потом, а сейчас главное — продержаться двенадцать часов и во что бы то ни стало отыскать карты.
В комнате Анюты он задержался чуть дольше, чем в холле — разворошил даже постель, заглянул под ковер. Осмотрев напоследок балкон, Корсаков убедился, что если карты и были в квартире, то сейчас их здесь нет.
Присев на кухне он попытался сосредоточиться, но перед глазами возникало лицо Катюшки, то, как она бежала к нему, как шептала на ухо, предлагая почитать книжку, слюняво чмокала в щеку и просила не уезжать. Глаза заволокло туманом, он моргнул и с удивлением обнаружил, что по щекам текут слезы. Не хватало еще совсем расклеиться…
Он налил водки, выловил из банки огурец и в это время зазвонил телефон. Думая, что это Анюта, Корсаков бросился в холл, лихорадочно разбрасывая вещи, отыскал трубку.
— Алло, Анюта?
— Добрый день, Игорь Алексеевич, — холодный голос магистра подействовал, словно удар по затылку — Корсаков опустился на пол, ощущая, как сжимается сердце. — У вас осталось около десяти часов, вы не забыли? Шестьсот минут, если вам угодно и ни секундой больше.
— Я помню, — сумел выдавить из себя Игорь.
— Мы уже с трудом сдерживаем натиск наших врагов. Торопитесь.
— Это вы забрали девушку?
— Вы не о том беспокоитесь, Игорь Алексеевич.
— Она не чужая , поймите, она не чужая ! — закричал Корсаков, в отчаянии ударив кулаком по столу. Жалобно хрустнул бокал, подпрыгнул и опрокинулся подсвечник. Из рассеченной руки хлынула кровь.
— Когда вы найдете то, что ищете, — словно не слыша его, продолжал магистр, — наберите номер «семь семерок», добавочный — ноль. Запомнить очень легко.
— Отпустите девушку, она вам не нужна! Я… — короткие гудки в трубке заставили его замолчать.
Корсаков приподнял руку, тупо посмотрел на рассеченную ладонь. Трубка выпала из кулака, он слизнул кровь, осмотрелся в поисках какой-нибудь тряпки, но вокруг было только шелковое белье. Он прошел на кухню, в шкафчике обнаружил аптечку. Почти не почувствовав боли он смазал края раны зеленкой, перебинтовал руку.
В груди копилась холодная ярость, которую некуда и не на кого было выплеснуть. Если бы рядом оказался магистр, Корсаков постарался бы свернуть ему шею. Скорее всего это не удалось бы, но представить, как он своими руками схватит его за глотку было настолько приятно, что Корсаков даже закрыл глаза от наслаждения. Нет, магистр был недоступен…
Он стал вспоминать: отсюда они с Анютой поехали к Леониду, но Шестоперова к тому времени уже увезли в больницу, потом он расстался с Анютой, потом — попытка кражи в метро. Звонок бывшей жене, разговор с магистром, затем откровения этого потомка тамплиеров. Карт в футляре уже не было… В метро вытащить не могли — стянули бы вместе с футляром, у Пашки и Марины карт тоже нет, остается Анюта. Где же ты, девочка моя? Попробовать поискать ее через папашу? Каким образом? Может, она на Арбат подалась? Ну, решила посмотреть, все ли сгорело — ведь там были ее портреты. Тот, который написал Корсаков, забрал Сань-Сань, но оставались портреты работы Владика. Если их можно назвать портретами.
С содроганием напялив мокрую одежду, Корсаков прихватил водку и вышел из квартиры. Внизу бродила консьержка — поливала цветы. На Корсакова она даже не взглянула. Он попытался вспомнить, как ее зовут. Что-то такое, цветочное было в ее имени. Азалия? Роза? Нет… Виолетта! Не цветы, но созвучно. Точно, Виолетта Олеговна. Корсаков кашлянул, привлекая внимаение.