Черное Таро - читать онлайн книгу. Автор: Олег Маркеев, Андрей Николаев cтр.№ 51

Корсаков обнаружил, что бутылка опустела, выбросил ее в урну и, купив еще одну, вновь присел на скамейку. По площади Петровских ворот крутились машины: одни сворачивали к Тверской, другие летели дальше, к Каретному Ряду, подгоняемые мигающими глазами светофоров. Живут же люди, позавидовал он. Учатся в институтах, охмуряют однокурсниц, едут в кино или в ресторан и не подозревают, что Бог давным-давно проиграл битву за умы и души людские Люциферу, а сами они — дети глиняных болванчиков, сотворенных забавы ради.

Где он мог потерять карты? Причем вот что странно: если бы потерял, то наверное уж вместе с футляром. Корсаков вспомнил, как раскладывал карты на столе у камина в гостях у Воскобойникова. Собрал он их потом, после того, как привидилась ему Анна Александровна из девятнадцатого века, или не собрал? Футляр был в кармане, когда он приехал в Москву. Потом: Арбат, встреча с участковым, бегство по переулкам. Опять же — мог выронить, пока прыгал через кусты и метался по подворотням, но только вместе с футляром. Затем — Анюта… Корсаков почувствовал теплоту в груди. Все-таки приворожила его девчонка. Он вспомнил проведенную с девушкой ночь и поспешно хлебнул пива, чтобы успокоиться. А мы еще ничего! Еще кое-что можем, а опыта нам не занимать…

— Позвольте присесть?

Откуда она возникла, эта тетка? Чуть склонив в сторону голову, на Корсакова искоса, как воробей на хлебную корку, смотрела женщина лет сорока в вязаной кофте, в очках, с матерчатой сумкой в руке. Волосы неопределенного цвета были стянуты в узел на затылке, тонкие губы поджаты. Какая-нибудь старая дева: всю жизнь преподавала математику в школе или в институте, привыкла общаться с учениками строго даже на переменах и перенесла опыт этого общения в жизнь. Так и есть — кольцо на руке отсутствует. Типичная старая дева: «я всю жизнь посвятила своим ученикам!», а на самом деле ты просто сбежала от жизни, закрывшись учебниками.

— Прошу вас, — Корсаков немного подвинулся, хотя места на скамейке было достаточно.

Женщина провела пальцем по скамейке, проверяя чистоту, поморщилась и, даже с некоторой элегантностью, уселась: повернулась спиной к скамье, чуть наклонилась вперед, опустила на скамейку костлявый зад и только после этого выпрямилась и откинулась на спинку. Корсаков, посмотрев короткую пантомиму, кивнул одобряя и глотнул пивка. Да, так изящно присесть не каждый сможет — достигается многолетними упражнениями.

В руках у женщины возник клубок шерсти, кусок связанной то ли кофты, то ли шарфа, из сумки вынырнули длинные блестящие спицы. Женщина пересчитала что-то в своем вязании, задумалась на мгновение и погрузилась в работу. Спицы замелькали, как шпаги в руках дуэлянтов. Они были потолще спиц, какие когда-либо видел Корсаков и позванивали звонче, чем следовало алюминиевым спицам. Женщина снова покосилась на Игоря.

— Что вы так смотрите, молодой человек?

Корсаков повернулся к ней вполоборота, закинул одну руку на спинку скамьи.

— Приятно видеть, как человек профессионально занимается любимым делом.

— Работа, доведенная до совершенства, становится искусством, — несколько туманно заметила женщина.

Спицы мелькали, сталкивались, звенели в ее руках. Корсаков вспомнил свои занятия фехтованием в спортклубе ЦСКА — увлекся, когда посмотрел фильм «Три мушкетера», но надолго его не хватило — всего год проходил и бросил. Тренер очень огорчился, даже к родителям приходил. Видно, разглядел он в Корсакове задатки будущего д'Артаньяна, но самого Игоря в то время уже интересовали девчонки и вольная жизнь, а в спортзале ведь приходилось работать до седьмого пота. Пацан был, дурак.

Спицы в руках старой девы сплетались, будто шпаги, отталкивались, снова сплетались. «Имею честь вызвать вас, мсье! — К вашим услугам, шевалье!» Выпад, защита; ангаже — аппель, батман. Туше! «Шпаги в ножны, господа, сюда идут гвардейцы кардинала».

В игре спиц было что-то магическое, завораживающее. В глазах зарябило, в горле почему-то стало сухо. Корсаков поднес к губам бутылку.

Женщина забормотала что-то, видимо, считала петли. Корсаков поневоле прислушался. Слова были какие-то странные: то певучие, состоящие, казалось, из одних гласных, то отрывистые и резкие, как воинские команды. Пиво вдруг словно превратилось в лед и встало поперек горла, Корсаков судорожно втянул носом воздух и его парализовал страх — дыхание сбилось, будто кто-то поставил заслонку на пути воздуха к легким. Он хотел поднести руку к горлу и с ужасом почувствовал, что не может этого сделать — рука была, будто чужая. Звуки пропали и в ушах раздавались только собственные жалкие всхлипы — Корсаков задыхался, пытаясь сделать хоть один вдох.

Краем глаза он заметил, как женщина прекратила работу, быстро огляделась — казалось, голова ее провернулась вокруг свей оси на триста шестьдесят градусов. Вязание упало на колени, покрытые серой юбкой, левая рука вырвала из сплетения нитей спицу. Женщина широко размахнулась. Корсаков захрипел — спица летела ему прямо в сердце. Трехгранное, как штык трехлинейки острие горело нестерпимым светом.

Издав хриплый крик, он сумел отпрянуть. Спица с глухим звуком вошла в спинку скамьи, пригвоздив полу его распахнутой куртки. Женщина зашипела, как растревоженная гадюка, лицо ее странно преобразилось: глаза, окруженные покрасневшими веками, словно остекленели, губы поползли в стороны, обнажая клыкастые зубы, кожа на лице взялась морщинами. Это было настолько страшно, что Корсаков смог сбросить оцепенение. Он наотмашь, почти не видя куда, ударил женщину пивной бутылкой и рванулся со скамьи в сторону. Спица удержала его, затрещала кожа на куртке. Удар пришелся женщине в висок, она с хрипом откинулась на спину. Лицо ее стремительно теряло человеческие черты, превращаясь в оскаленную морду ящерицы: сгладился подбородок, на месте носа возникли черные провалы ноздрей, между мелких зубов бился раздвоенный язык.

Корсаков сорвался, наконец, со спицы, торчавшей из спинки скамьи и вскочил на ноги. Вернее, попытался вскочить, но только свалился на землю — ноги не держали его. Женщина стала подниматься, вперив в него жуткий взгляд почти лишенных век глаз. Отчаянным усилием он поднялся и бросился бежать через площадь. Ноги заплетались, словно Корсаков год пролежал в гипсе и разучился не только бегать, но и ходить.

Завизжали тормоза. Чудом увернувшись от удара, Игорь достиг тротуара, оглянулся. Существо, недавно бывшее женщиной, неслось за ним. Нити из размотавшегося клубка тянулись за ней, как леска за уходящей от рыбака щукой, шерстяная кофта летела за спиной, как полы плаща. Освещенная резким светом уличных фонарей уродливая морда истекала слизью, горели желтые глаза, не выпускавшие добычу из вида.

Вылетевший со стороны Петровского бульвара джип ударил ее справа, подбросил тело. Корсаков зажмурился, в уши ударил визг, грохот металла, нечеловеческий вой. Взлетевшее в воздух тело рухнуло на асфальт тряпичной куклой, к ногам Корсакова отлетел ботинок, сброшенный с ноги ударом. На его глазах пассажирская «Газель» накатила на лежащее на мостовой тело, хрустнули кости… «Газель» встала, из кабины выскочил водитель, нагнулся, заглядывая под кузов. На месте сбитого тела остался ком одежды из-под которого растекалась черная липкая лужа. Самого тела под колесами не было.