Что же касается каких-то материалов и документов, то Федор Фёдорович не понимает, о чём идёт речь. Спросил директора ФСБ, тот тоже не понимает. Соответствующие поручения даны, но никаких сенсаций ожидать не следует. Напротив, все собранные следствием доказательства однозначно свидетельствуют о том, что версия, озвученная Фёдором Фёдоровичем практически сразу после взрывов, является единственно правильной.
Но какой бы прочной и неуязвимой ни была оборонительная позиция, она всегда хуже наступательной, потому что переход к обороне есть утрата темпа. Предвидимая, впрочем, утрата.
Точно выверенная сила нанесённого удара тоже получила высокую оценку. Не были сожжены мосты, не прозвучало ни одного прямого обвинения, не была порвана ни одна ниточка, ведущая к возможным переговорам. Вежливое и достойное, с пальцем на спусковом крючке, приглашение к заключению мирного соглашения.
Адресный характер послания — очень и очень неплохо. Это так называемое открытое письмо можно было бы разложить по нескольким десяткам конвертов и разослать тем, кто приучен читать между строк. Именно они и поймут приблизительно, о чём речь, а плебсу вполне будет достаточно общего впечатления о плохо мотивированном наезде на власть со стороны взбесившегося олигарха.
Квалифицированная работа. Очень квалифицированная.
Серьёзные выросли мальчики. Вполне серьёзные. Жаль, что нельзя использовать. Ещё более того жаль, что пойдут в расход. Но другого выхода нет, и беспощадная логика шансов не оставляет. Единственное, может быть, имеет смысл организовать с ними короткую встречу перед неизбежным финалом. Просто так — посмотреть в глаза. Поговорить по душам. Эти — поймут.
Заметилось и то, что публикация письма произошла не в подвластных олигарху газетах, а в совершенно непричастных «Аргументах и фактах», да ещё и с пометкой «На правах рекламы». Многомиллионный тираж — раз, защита своих от неизбежного наезда — два, дополнительный реверанс в сторону оппонентов: реклама она и есть реклама — три.
Очень неплохо.
Как сказано в мультипликационном фильме: «Если бы у меня была вторая жизнь, я провела бы её тут, в Простоквашино». Показывали недавно днём. Была бы другая жизнь, да были бы другие задачи, лучше этих некого и подобрать. Однако это всё лирика и стариковские мечтания, а надо принимать решение.
Потому что — более некому.
— Вот что, голубчик, — рассеянно сказал Старик возникшему в дверях адъютанту, — соедини-ка ты меня с господином Кондратовым. Или лучше попроси его заехать сюда, если он в Москве. Быстренько только. А то мне спать пора.
Кондрат оказался в Москве, но заезжать отказался. Не смог по состоянию здоровья. Пришлось ограничиться телефонным разговором.
— Здорово, братишка, — ласково сказал Старик. — Как здоровье? Как наши с тобой дела? Извини, что оба вопроса совместились…
— Привет, Тимка, — прокаркал Кондрат, — я тут в больницу на процедуры заскочил, ты уж не серчай. Здоровье — никуда совершенно. Дела наши — нормальные. Под контролем все. Разве что… Я как раз тебе собирался позвонить… Вот эти вот… Которые там… Главные… Двое их… Понял меня?
— Понял, понял.
— Да. У моих там к ним вопросы, типа по бизнесу. Не возражаешь? Я ж ребятам запретить не могу, не по правилам получится. Если скажешь, конечно, то уважу, но мои тогда мне счёт выкатят. Как делать будем?
— Я в твои дела, Кондрат, — сказал Старик, — никак не могу вмешиваться. В дела твоих ребят — тем более. Сами разбирайтесь.
Кондрат помолчал.
— Слышь! Там вокруг всякого народу… Синие, красные… Не поможешь?
— Сами разберётесь. Сумеешь?
— Да. То есть — ни с кем? Все сами?
— Ещё вопросы есть?
— Да нет, в общем-то. Этих, которых надобно…
— Не надобно. Обсуждали уже.
— Ну все. Лады. Меня на процедуры ща повезут.
— Кондрат, — сказал Старик, — есть личное пожелание. Несущественное.
— Слушаю тебя внимательно.
— Этих, которых надобно, их, подчёркиваю, не надобно. Совсем. А вот из этих двоих… Которые главные… Понял меня?
— Да.
— Вдруг так получится, что кто-то один из них… Или оба… Короче говоря, могли бы сгодиться. Мне лично. Но это только не в помеху основному делу. И в бизнес твой я не мешаюсь, и вообще. Так, пожелание.
— Передам, — пробурчал Кондрат. — Все. Приехали за мной. Пока, Тимка.
— Пока, Кондрат. Удачи.
Глава 55
Блокгауз
«Нож и ночь — вот закон упорный,
Столб с петлёю — вот верный дар,
По зрачкам только ветер горный
Да разбойничий перегар».
Эдуард Багрицкий
Дальше события развивались так.
Кондрат, несомненно разозлённый неприличным поведением ахметовских дружков, в разговоре с Фредди несколько спутал полученные директивы. Если с тобой беседуют на птичьем языке, да ты при этом ещё находишься в больничке, то вполне можно и ошибиться. Которых надобно, тех, понимаешь, уже не надобно, а кого не надобно, тех вынь да положь… Чего надобно? Почему не надобно? О чём, вообще, речь?
Тем более что двое, которых ныне не надобно, их и раньше не шибко было надобно — вроде бы, речь только о документах шла. И тогда ещё Кондрат решил, что кукиш вам, потому что документы — так, бумажки, пустая и никчёмная вещь, а живой человек намного полезнее на случай, если обещанные деловые переговоры застопорятся. Что же касается двоих главных, относительно которых прозвучала личная просьба, то просьба эта была не особо убедительной.
— Парня с девкой, — распорядился Кондрат, — живыми и здоровыми доставишь в Кандым. А этих сук — тебе отдаю. Можешь порвать. Два дня на все. Понял?
Фредди понял. На обе операции одновременно людей всё равно не хватало, где прячут американку с азером выяснить не удалось, поэтому сперва разберёмся с Солнечной улицей. Это нетрудно, так как местность разведана, в охране по большей части лопухи, а на ноже хоть кто-то да скажет, где искать.
Первым делом надо чем-нибудь занять красных, чтобы не путались в чужую разборку. У Фредди был разработан железный план.
Любимый народный герой Федор Сухов, товарищ Сухов, вполне обоснованно жаловался на сложность Востока. Будь он занят установлением Советской власти на Кавказе, весьма вероятно, что жалоба эта была бы ещё более обоснованной.
Демократию в регионе внедрили в начале девяностых, полагая, очевидно, что демократически выраженная воля большинства будет воспринята всеми, включая и проигравшее меньшинство, цивилизованно и спокойно. Такое странное заблуждение уже неоднократно аукалось в разных уголках России, потому что большинство лениво отбрёхивалось, что оно большинство по закону и понятиям, а меньшинство вопило на всех углах, что всех купили, все нарушили и надо переголосовывать.