Работа в столярных мастерских происходила только зимой, когда население зоны возвращалось с южной командировки. На командировке занимались тем, что запасали материал на зиму, перерабатывая завозимый из Ленска лес.
Следует остановиться коротко на истории распределения заключенных по баракам. В далекие и благодатные для зоны времена, когда приказ руководства определялся не обсуждаемыми установками центра, а сам по себе представлял альфу и омегу внутризонного порядка, при расселении руководствовались двумя основополагающими принципами — пролетарского интернационализма и социальной однородности. Что, конечно же, приводило к очень положительным в плане воспитания результатам. Социально близкие воры правильно влияли на вражескую пятьдесят восьмую (впоследствии семидесятую) статью, а национальные меньшинства растворялись в коллективе и не могли скрытно косить от работы и злоумышлять насчет побега и нарушений режима, общаясь между собой на непонятном для персонала языке. Потому что любая попытка такого общения в многонациональном бараке без труда фиксировалась и приводила к повышению бдительности.
Так уж получилось со временем, что мощный приток контрреволюционеров, шпионов и антисоветчиков иссяк, и, как следствие, социальная однородность восторжествовала сама собой. Случайно заскочивший в зону лектор по распространению сказал даже, что это эпохальное событие убедительно подтверждает универсальность гениального тезиса о создании новой исторической общности — советского народа.
Аплодисменты аплодисментами, с гениальным тезисом тоже спорить не стали, но вскоре оказалось, что воплощать в жизнь принцип пролетарского интернационализма становится все труднее и труднее. Постоянно вспыхивавшие в многонациональных бараках конфликты подавлялись с той же отточенной десятилетиями решительностью, но в условиях всеобщего смягчения нравов проявлять эту решительность становилось морально тяжело. Поэтому подаваемые заключенными прошения о переводе из одного барака в другой стали чаще встречать понимание, и довольно быстро первый барак полностью заселился башкирами и татарами. Там же образовалась и азербайджанская автономия, которая первоначально находилась в третьем бараке вместе с грузинами и армянами, но оказалось, что национальные конфликты в третьем бараке не исчезают, а лишь усиливаются, да еще возникает угроза религиозных разногласий. Шестой барак полностью сформировали из москвичей, так как, по совершенно непонятным причинам, выходцы из столицы ни в одном коллективе не приживались ни в какую — проявляли гонор и заносчивость, за что бывали биты неоднократно. Два барака — второй и четвертый — занимали так называемые местные. Те, кто попал в зону с этой стороны Урала. Прибывающие из европейской части страны, республик Средней Азии и Дальнего Востока в этих бараках встречались холодно и вынуждены были искать себе другое место.
Сходным образом было сформировано и население прочих бараков, из которых особо следует выделить седьмой. Там обитала лагерная элита, и попасть туда было намного труднее, чем превратиться, к примеру, в верблюда и попытаться в таком виде просквозить через игольное ушко. Старостой седьмого барака был некто Зяма, доверенное лицо пахана зоны Кондрата. Критерии отбора в седьмой барак не поддавались никакой логике, но не удовлетворяющий этим критериям человек уже на третий день бежал в контору с заявлением о переводе куда угодно. Хоть к черту.
Можно было бы предположить, что теневой диктатор Кондрат пытается окружить себя исключительно близкими ему по духу рецидивистами, и первоначально в седьмой барак направлялись те, кто по документам тянул уже третий срок. Но из них Кондрат оставлял себе хорошо если каждого пятого, а остальных решительно списывал в национальные образования или по территориальному признаку. Так же, может, даже чуть хуже, обстояло дело с осужденными за особо тяжкие преступления. А вот мелкую шпану Кондрат явно привечал, отсеивая только явных придурков.
Теперь о третьей части нашей лесотундровой Галлии. В ней располагалось административное здание или контора — с кабинетом начальника, бухгалтерией и архивом. Рядом — две казармы для солдат внутренних войск, несущих нелегкую службу по охране объекта. Чуть поодаль — общежитие для офицеров и персонала. Прачечная, обслуживаемая заключенными. Пищеблок, продсклад, каптерка. Мастерская, где ремонтировалась кое-какая техника. Клуб с библиотекой. Конечно же, двухэтажный коттедж для начальника. Выделенный проволокой по периметру и находящийся под отдельной охраной маленький барак на три комнаты, куда, по замыслу, должны были приезжать на несколько дней родственники к примерно ведущим себя заключенным. Но так уж получилось, что барак этот постоянно пустовал. И вовсе не потому, что примерных заключенных не было. Просто зимой, как мы уже знаем, в зону не пробиться. А летом все были на южной командировке и приезжать было не к кому.
Глава 45
Взыскание града
Есть такая история.
Разговаривают двое. Одному за сорок, он старается говорить по-французски, говорит с жутким акцентом, постоянно замирает, пытаясь подобрать слова, сбивается на английский и русский попеременно. Второй — совсем молодой парень, в вытертых джинсовых шортах и черной майке с портретом команданте Че. Он вежливо улыбается каждый раз, когда в разговоре возникает вызванная нехваткой слов пауза, кивает, усваивая сказанное собеседником; когда отвечает, говорит медленно и громко, как с глухим.
Первый показывает второму недавно купленный в киоске толстенный справочник.
— Вот ты мне скажи, — говорит он, мучительно морщась от скудости словарного запаса и матерясь одними губами, — вот я купил… «Русские в Париже»… Здесь адреса и телефоны… Ты здесь есть?
Молодой листает справочник и кивает.
— Есть. Вот это я. — Показывает пальцем на строчку в середине страницы. — А это Мишель. Она живет здесь недалеко. Третий аррондисман.
— А еще такой же справочник есть? «Американцы в Париже»? Или «Японцы в Париже»?
Молодой думает.
— Тебе нужно купить «Американцы в Париже»? Я не понял.
— Нет. Мне не нужно. Я просто хочу знать. Есть такой справочник «Китайцы в Париже»?
Молодой надолго задумывается, потом твердо отвечает:
— Не знаю. Думаю, что нет. Я не видел. Может быть, в посольстве есть. Но такого, как этот, нет.
— Почему? Ты можешь мне объяснить — почему? Почему справочник «Русские в Париже» продается во всех ларьках, а справочника «Испанцы в Париже» нет?
Молодой пожимает плечами. Он не знает.
— Ну ладно. Ты мне другое тогда объясни. У тебя прадед был русский. Да? Дед уже наполовину француз. Правильно?
Молодой кивает.
— Мать — на четверть русская. Ты сам — на одну восьмую. В России ты никогда не был. И по-русски ты ни слова не знаешь. Да?
— Нет. Знаю, — неожиданно возражает молодой. — Ста-лин-град. Спут-ник. Пе-ре-строй-ка.
— Я же и говорю — ни хрена не знаешь ты по-русски. Вот и объясни мне, почему ты все время про французов говоришь — «они»?