Варяги и ворюги - читать онлайн книгу. Автор: Юлий Дубов cтр.№ 19

— Я хочу сказать, — произнес Рахмон, явно удовлетворенный реакцией Адриана, — я хочу сказать. Мы простые люди. Мы здесь гости, ты, ака, наш хозяин, ты большой человек. Уважаемый человек, хотя и молодой. Так получилось, что сегодня мы у тебя в гостях, но ты сидишь за нашим столом. Поэтому, ака, первое слово скажу я. Мы сейчас выпьем за этот стол. За этот хлеб. За солнце, которое согревает землю. За землю, дающую нам жизнь. За наших предков, которые привели нас в этот мир. И возблагодарим Аллаха, великого и милосердного.

Он успел перехватить руку Адриана, потянувшегося с вилкой к волшебной горе, укоризненно покачал головой, захватил щепотью рис, сделал странное вращающее движение и отправил в рот получившийся шарик.

— Руками, ака, руками, — объяснил он Адриану. — Вилка для помидора. Лук можно вилкой. Все можно. Плов руками надо кушать.

Что-то непонятное происходило с Адрианом далее. Он скатывал шарики плова, стараясь захватить загадочные красные личинки, оказавшиеся на поверку тем самым барбарисом, о котором небрежно упомянула госпожа Икки и который придавал плову чуть кисловатый вкус. Он жадно врубался в уменьшающуюся на глазах гору шафранного риса, вытирая пятнистым вафельным полотенцем мокрый от пота лоб, разваливал покрытыми бараньим жиром пальцами чесночные головки, хватал вилку, накалывал помидорные ломти и лук, снова набрасывался на плов, не ощущая крепости, прихлебывал из пиалы водку, заедал ее странными подгоревшими кубиками, выложенными перед ним на блюдце, нетерпеливо выслушивал очередной тост Рахмона и опять возвращался к плову и водке.

— Хорошо, хорошо, — одобрительно говорил Рахмон, — хорошо. Настоящий батыр может съесть целого барана, может выпить ведро водки, потом может сутки спать. Хорошо.

Адриан не соглашался. Человек не может выпить ведро водки, потому что от этого можно умереть. И барана он тоже съесть не может. Рахмон смеялся, и вместе с ним смеялись остальные.

— Зачем говоришь такие слова? — объяснял Рахмон. — Сюда посмотри. — Он показывал блестящим от жира пальцем на блюдце с непонятными кубиками. — Это знаешь что? Берем баран. У барана есть курдюк. Курдюк знаешь? Такой. — Он широко разводил руками. — Режем курдюк. На куски. Потом ставим в печь. Час жарим, два жарим. Потом получается такое маленькое. — Он изображал щепотью нечто незначительное в размере. — Кладем на тарелку. Вот. — Он снова показывал пальцем на блюдце с кубиками. — Это съел — считай пол-барана съел.

Перед глазами Адриана плавал странный туман. Наверное, это был сигаретный дым, потому что узбеки непрерывно курили, разминая сигареты коричневыми пальцами. Папиросная бумага покрывалась мокрыми жирными пятнами, их съедал ползущий к оранжевому фильтру огонь, и смешанный запах баранины и табака окутывал кухню. Рахмон говорил, потом все поднимали пиалы и чокались; время от времени он кивал своим товарищам, и тогда говорил кто-то из них.

В кучу смешались Фархад и его возлюбленная прекрасная Ширин — эту пиалу, ака, мы поднимаем за прекрасных женщин, дающих нам любовь и жизнь, — лукавый Ходжа, победивший своим остромыслием самого эмира Бухарского и грозного Кокандского хана, чинары Ферганы — знаешь, что такое чинара, ака, о! у нас говорят — стройный как чинара, вот что это такое, — каменные ворота Самарканда, где каждый правоверный должен почтить память великого эмира Тимура, спящего в кощунственно разоренной гробнице рядом с обезглавленным астрономом, — знаешь, как был рожден эмир Тимур, ака, великий эмир, повелитель вселенной, предавший огню пол-мира и бросавший младенцев на копья воинов, не знаешь, ака? тогда слушай — эмир Тимур был рожден хромым и уже седым, и в сжатом кулаке его был сгусток крови, — а теперь, уважаемый ака, ты должен сказать нам слово.

Адриан обнаружил, что узбеки замолчали и смотрят на него. Поспешно встал, поднял скользящую в пальцах синюю пиалу, открыл было рот и тут же закрыл его снова. Несмотря на полученное университетское образование и на пропасть веков цивилизации, отделяющую его от этих людей, Адриан вдруг ощутил свою полную беспомощность и неспособность сказать что-либо сколько-нибудь уместное в этом странном облаке дыма и пара, где блуждают призраки тысячелетней давности и где на него внимательно и бесстрастно смотрят три пары узких коричневых глаз. В голове у него возникали и, как вспышки света, тут же пропадали обрывки ранее слышанных фраз — про присутствующих здесь дам, но дам не было, про пьющих стоя гусаров, но при чем здесь гусары, «на здоровье», как учил его отец, русские всегда пьют «на здоровье», но здесь не было русских. И, постояв немного, Адриан жалко и беспомощно улыбнулся, сделал свободной левой рукой странный и неловкий жест, после чего снова сел.

К его удивлению, узбеки ничуть не обиделись. Скорее, наоборот.

— Молодец, молодец, — говорил Рахмон и хлопал Адриана по плечу, — молодец, хорошо.

Карим тоже улыбался и за что-то хвалил Адриана, и тот третий, имя которого Адриан никак не мог ни выговорить, ни даже запомнить, тоже улыбался и говорил «хорошо, ака, хорошо». И Адриан соглашался с ними, что все хорошо, и ему было спокойно и радостно.

С этим же чувством спокойной радости он проснулся утром, впервые в своей новой квартире, в новой, только что купленной кровати, на простыне, пахнущей жасмином, от звонка телефона, возвращенного к жизни неутомимым господином Шнейдерманом. Шлепая босыми ногами, Адриан пробежал в коридор мимо кухни, отметив по дороге, что следы вчерашнего пиршества уничтожены и кухня сияет белизной, схватил трубку и сказал «слушаю».

— Это Зиц? — полуутвердительно-полувопросительно сказал мужской голос в трубке.

— Диц, — поправил Адриан.

В трубке замолчали. Потом мужской голос недоуменно повторил:

— Зиц?

— Нет, — сказал Адриан. — Это Диц. Адриан Тредиллиан Диц.

В трубке раздались короткие гудки.

Адриан никак не мог принять решение по переводу денег. Во-первых, Денис еще не решил все проблемы с банком, несмотря на то что господин Иосиф откровенно недоумевал и всячески проявлял беспокойство. А во-вторых, что-то сдерживало самого Адриана, хотя он и не мог объяснить себе, что именно. Адриан искренне хотел поскорее узнать, как обстоят дела с защитой прав человека в России, и для этой цели даже составил по американским источникам объемный список русских правозащитников. Однако никак не получалось с ними познакомиться и определить возможные направления сотрудничества. Вместо этого получалось что-то странное.

На отсутствие телефонных справочников Адриан натолкнулся сразу же и был вынужден прибегнуть к помощи господина Крякина. Тот долго не понимал, что, собственно, хочет Адриан, и почему ему недостаточно господина Шнейдермана. Потом вроде бы понял, сказал, что надо посоветоваться с начальством. И наконец вернул Адриану его список, где около десятка фамилий были от руки написаны телефонные номера.

Еще Адриану, хотя это уж и вовсе было непонятно, ужасно мешали идиотские телефонные звонки, происходившие в совершенно неурочное время — днем, вечером, глубокой ночью. Все звонившие требовали немедленно соединить их с неким Зицем, узнав же, что Зица здесь нет, а у телефона Адриан Тредиллиан Диц, немедленно вешали трубку. Иногда эти странные звонки происходили с некоторыми вариациями. «Привет, — говорил ночной звонящий, — установочку сделаем?» Услышав же недоуменный голос Адриана, испуганно спрашивал: «Это Зиц?» — и вешал трубку, не дожидаясь ответа. А один раз человек сообщил, что звонит из Брянска, долго расспрашивал о погоде в Москве, но как только выяснилось, что у телефона не Зиц, а Адриан Тредиллиан, трубку тут же бросил.