– А где? – проявила внезапное любопытство одна из народных
заседательниц.
Судья зачитала справку. Раиса Титаренко является опекуншей
Милены Титаренко, потому что Семен и Анна, родители девушки, осуждены на
двадцатипятилетний срок. Столь суровое наказание они получили за то, что
попытались ограбить сберкассу и чудом не убили двух посетителей, решивших
остановить преступников.
Настя чуть не упала в обморок. Вот тебе и разведчики! Потом
из комнаты свидетелей вызвали Милену. Она принялась все отрицать. Никогда, мол,
не взяла чужой копейки. Да, тетка приносила ей новые, красивые вещи, говорила,
что их дают богатые люди, у которых она работает поломойкой.
– Врешь! – завизжала Раиса.
Милена повернулась лицом к залу:
– Я?
Честно говоря, симпатии всех людей оказались на стороне
Милы. Она была маленькой, худенькой. Волосы заплетены в жидкие косички, никакой
косметики на лице, руки торчат из коротких рукавов застиранного свитера, а
из-под юбки выглядывают коленки, одна из которых ярко замазана зеленкой. Милене
трудно было дать восемнадцать лет, ну четырнадцать, от силы пятнадцать. Раиса
же, любившая покушать и выпить, сильно расплылась. Волосы она вытравила
перекисью, глаза ее прятались в опухших веках, а чтобы посимпатичней выглядеть,
она нарастила ресницы густо-черной тушью, щеки намазала ярко-красными румянами,
а губы – лиловой помадой.
– И не стыдно вам на ребенка наговаривать? – не выдержала
судья.
– Наследственность у нее гнилая, – не успокаивалась Раиса, –
отец и мать разбойники да убийцы, вот дочурка в них и пошла, ничего хорошего к
ней не пристало!
– Да? – подняла брови судья. – А вот у меня справочка
имеется из института. Милена Титаренко сдала сессию на «отлично», ведет
общественную работу, получает повышенную стипендию. Есть и еще одна бумажка, из
вытрезвителя, в котором побывала недавно Раиса Титаренко. Так кто из вас ведет
асоциальный образ жизни?
– Гены у ней дрянные, – не успокаивалась тетка, – ворует и
врет с невинным видом, вся в родителей!
– Хватит, – разозлилась судья, – нечего тут про генетику
толковать. Кстати, у вас тоже наследственность подгуляла, если не ошибаюсь,
осужденный Семен Титаренко является вашим родным братом?
Раиса растерянно замолчала.
Вечером Настя постучалась к Милене. Подруга сидела у
телевизора.
– Тетка всегда говорила, что папа и мама разведчики, –
быстро сказала она.
– Наверное, не хотела тебя нервировать, – пояснила Настя, –
ну не переживай так. Дочь за родителей не в ответе.
Милена кивнула, и жизнь потекла по-старому. Ходили в
институт, сдавали сессии. Когда был сдан последний госэкзамен, дома случилась неприятность.
У Федоровых пропала большая сумма денег, отложенных на квартиру. Накопления
семья держала в сберкассе, но потом представился случай вступить в кооператив,
и они «сняли» все подчистую. Когда Иван Петрович возвращался с деньгами домой,
на него напали и отняли портфель. Он не разглядел налетчика. От сберкассы
Федоров шел малолюдной улочкой, сзади кто-то подкрался и ударил его по голове.
Иван Петрович упал, а когда очнулся, ни портфеля, ни денег, ни свидетелей не
было. Нашлась, правда, вездесущая старушка, сидевшая у окна и глядевшая от
тоски на улицу. Вот она и рассказала, что на Федорова наскочил подросток,
щуплый мальчишка в темной одежде и кепке, козырек которой полностью скрывал его
лицо.
Лишившись средств, а вместе с ними и надежды когда-нибудь
получить собственную квартиру, Федоровы, люди в возрасте, как-то быстро ушли из
жизни. Сначала умер муж от инсульта, потом жена. Их комната досталась Настиным
родителям.
Окончив институт, Настя устроилась на работу, на службу
нужно было выйти только в сентябре, поэтому август она провела в Крыму, а когда
вернулась в Москву, обнаружила, что Милена уехала. Куда, почему, осталось
непонятным. Комната Титаренко освободилась, родители Насти подсуетились и стали
полноправными хозяевами всей квартиры. Милена как в воду канула, она не
звонила, не приходила, словно умерла. Первое время Настя недоумевала, куда же
подевалась подруга детства, но потом влюбилась, вышла замуж, родила ребенка и
забыла про Милену.
Пропавшая подружка появилась чуть больше года назад. Однажды
раздался звонок. Настя, как всегда, не глядя в глазок, распахнула дверь и
ахнула. Перед ней стояла улыбающаяся Мила с тортом в руке. Выглядела она
великолепно. Норковая шубка, бриллиантовые серьги, стильная сумка…
Распространяя запах незнакомых, явно недешевых духов, она
обняла Настю:
– Здравствуй, я очень соскучилась! Пустишь меня?
Настя посторонилась:
– Конечно, входи, сколько лет, сколько зим? Куда же ты исчезла?
Отчего не звонила?
Милена вытащила из коробки дорогущий импортный торт.
– Да я просто сбежала. Понимаешь, представился случай удачно
выйти замуж, вот я и съехала к будущему мужу. Он человек с огромными связями,
поэтому сумел сразу прописать к себе, даже без штампа в паспорте.
– К чему такая спешка?
Милена спокойно отрезала кусок нежного бисквита и пояснила:
– Я не хотела, чтобы он сюда приходил.
– Почему? – не поняла Настя.
Вновь обретенная подруга улыбнулась:
– Видишь ли, я ничего не рассказала мужу ни о своих
родителях, ни о Раисе. Очень хотела с ним в загс пойти, вот и решила не пугать
его родственниками-уголовниками. Честно говоря, я боялась, вдруг вы расскажете
моему жениху правду.
Настя возмутилась до глубины души:
– Между прочим, я умею хранить тайны. Ну-ка, вспомни, я
никому ведь не сболтнула про «разведчиков».
Милена кивнула:
– В тебе я не сомневалась ни минуты, а вот тетя Нюра не
умела держать язык за зубами.
Настя вздохнула. И ведь правда, ее покойная мама слыла
первой сплетницей в подъезде…
– Поэтому я и пришла к тебе только после того, как тетя Нюра
и дядя Петя умерли, – пояснила Милена.
– А твои родственники живы?
– Слава богу, нет, – отмахнулась Мила, – Раиса еще в
пересыльной тюрьме коньки отбросила, а про отца и мать я ничего не знаю и знать
не хочу. Ладно, рассказывай, как живешь?
Подруги поболтали, съели торт, потом Мила сказала, окидывая
взглядом кухню:
– Все старое, вон тот шкафчик еще наш, чего новый не купишь?