Апокалипсис Томаса - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 77

— Ты иди первым, молодой человек. Мы с Тимом последуем за тобой, как только закончим наш разговор.

Я знал, что давить на нее бесполезно. На мои аргументы она ответила бы или несколькими успокаивающими словами, или загадочной фразой, смысл которой я бы разгадывал три года, да еще неизвестно, разгадал бы или нет.

— Хорошо, — кивнул я, — ладно, договорились, как скажешь, я пойду на третий этаж и буду ждать вас, а также — уродов, призрачного коня, марширующий духовой оркестр, кого угодно, всех, просто буду ждать.

— И это правильно, — ответила Аннамария и продолжила разговор с Тимоти.

Я вышел из ее апартаментов, закрыв за собой дверь, и побежал по лестнице, но не вверх, а вниз. В вестибюле между наружной дверью и дверью в мои апартаменты я услышал уродов, которые и хрюкали, как свиньи, и произносили почти человеческие слова, и когда я их слышал, кожа покрывалась мурашками. Они, видимо, подбадривали друг друга, словно игроки перед началом важного матча.

В моих апартаментах, с верхней полки стенного шкафа в спальне, я достал завернутую в пластик толстую пачку денег, которые дал мне старый актер, Хатч Хатчисон, прежде чем несколькими днями раньше я покинул Магик-Бич. Если бы мне удалось разрушить Роузленд и убежать, эти деньги понадобились бы нам с Аннамарией.

За те недели, что я проработал в Магик-Бич у мистера Хатчисона, мы стали друзьями. Я не хотел брать его деньги, но он настаивал с таким благородством и добротой, что окончательный отказ воспринимался бы оскорблением.

Когда мистеру Хатчисону было девять лет, лопнуло множество банков, и началась Великая депрессия. Соответственно, он не доверял этим заведениям. Держал деньги в морозильнике, в толстых пачках, упакованных в пластиковые мешки и перетянутых изолентой.

На каждой пачке имелась зашифрованная надпись. «ГОВЯЖИЙ ЯЗЫК» — в пачке двадцатки. «СЛАДКОЕ МЯСО» [38] — половина двадцаток и половина сотенных. Хатч дал мне одну такую, предварительно положив ее в розовый, с летящими желтыми птичками, подарочный пакет. Он не сказал мне, сколько в пачке денег, а я в нее не заглядывал.

Забыл даже кодовую надпись. Когда достал пачку с полки, выяснилось, что на ней написано «СВИНАЯ КОЖА». У того, кто живет в центре вселенной, определенно есть чувство юмора.

Держа в руке подарок мистера Хатчисона, я покинул мои апартаменты и запер за собой дверь.

Уроды еще не начали вырубать входную дверь.

Я поспешно поднялся по спиральной лестнице на третий этаж, проскочив мимо апартаментов Аннамарии. В гнездо для собачки я предусмотрительно засунул две смятые долларовые купюры, так что дверь легко открылась.

Когда я вошел в помещение, где находился хроноскаф, Константин Клойс выступил из-за двери и ударил меня прикладом помповика с пистолетной рукояткой.

Я вновь оказался в Освенциме, страшась умереть дважды. Я копал землю не так быстро, как хотелось охраннику. Он пнул меня раз, второй, третий. Стальной мысок его сапога разорвал мне левую щеку. Из меня не потекла кровь, зато посыпался серый пепел, и по мере того, как пепел уносило ветром, я почувствовал, что мое лицо проваливается внутрь, словно я не человек, а надувная фигура человека, полый человек, набитый соломой, которая неведомо как превратилась в пепел и сажу. А в земле, которую я рыл недостаточно быстро, появился стул, на котором сидел поэт Т. С. Элиот, и он прочитал мне две строчки из своего стихотворения: «Так заканчивается мир. Не с грохотом, а с визгом».

Я очнулся на медном полу комнаты с высоким потолком, и на мгновение не мог понять, как сюда попал. Потом вспомнил Волфлоу… нет, Клойса. Константина Клойса. Его серо-стальные глаза, гордо вскинутый подбородок идола детских спектаклей, сжатые челюсти, маленький рот с полными губами, презрительно изогнувшими в тот момент, когда он обрушивал приклад на мое лицо.

Лицо болело. Во рту ощущалась кровь. Перед глазами стоял туман. Когда я быстро заморгал, то лучше видеть не стал, зато каждое движение век усиливало головную боль.

Я слышал, как он что-то напевал. Поначалу не мог понять, какую песню, потом осознал, что это американская классика. Коул Портер [39] , «Давай похулиганим».

Не решаясь пошевельнуться из страха привлечь внимание Клойса, прежде чем вновь обрету способность защищаться, я по-прежнему лежал на животе, повернув голову направо. Примерно через минуту туман перед глазами рассеялся.

На полу, в двух футах от меня, лежала толстая пачка денег, завернутая в пластик. Этой жалкой суммы никак не могло хватить на выкуп моей жизни, если убийца — миллиардер.

За пачкой денег высился хроноскаф. Я не видел ног Клойса ни рядом с этим сверкающим сооружением, ни внутри, только внутренний кардан продолжал бесшумно вращаться, вырисовывая удлиненные восьмерки. А поскольку золотистый свет одинаково наполнял каждый кубический дюйм этого помещения, мой враг не отбрасывал тени.

Я лежал на правой руке, шевельнув пальцами, нащупал кожу — висевшую на поясном ремне кобуру. Медленно, осторожно, чтобы не двинуть ничем еще, я подбирался рукой к «беретте»… и обнаружил, что пистолет у меня забрали.

На полу между мной и пачкой денег лежал зуб. Обшарив рот языком, я обнаружил не одну дыру, а две. Кровь заливала горло, и от ее вкуса меня начало мутить.

Судя по голосу, Клойс находился у меня за спиной, в нескольких шагах.

Без оружия я мог рассчитывать только на то, что мне удастся вскочить достаточно быстро и броситься прочь от него, вокруг хроноскафа, чтобы добраться или до облицованной медью двери, или до лестницы из нержавеющей стали.

Я попытался вскочить, но боль и головокружение остановили меня, едва я оказался на четвереньках. Клойс пинком вышиб из-под меня левую руку, и я вновь упал лицом вниз.

Теперь он негромко пел другую песню Коула Портера: «Я тащусь от тебя» [40] .

Его выбор песен подсказал мне, что за этим последует, но я никак не мог ему помешать. Он пнул меня в бедро, в левый бок, снова в левый бок, и я почувствовал, как треснуло ребро.

Он поставил на меня ногу, перенес на нее весь вес, и треснувшее ребро, казалось, вспыхнуло и принялось жечь плоть.

Теперь я понимал мой сон.

Убивая евреев, цыган и католиков, нацисты надеялись убить их дважды. На это надеются все тираны, и такие, на стороне которых могущество государства, как Гитлер, и те, власть которых действует на ограниченной территории, скажем, поместья Роузленд, как Клойс. Одного лишь физического уничтожения им мало. Они используют страх, чтобы погубить твою душу, неустанную пропаганду и жестокие насмешки, чтобы запугать тебя, пытки и непосильный труд, чтобы растоптать не только твое тело. Они хотят превратить тебя, если смогут, в испуганного зверька, потерявшего любую веру, которая может поддерживать его, который принимает унижения как должное, полностью теряет надежду, что справедливость может восторжествовать, что правда существует, а у жизни есть смысл. А уж после того, как твоя душа убита, они готовы убить и тело, и, если их цель достигнута, ты кротко содействуешь им в этой своей второй — физической — смерти. Они все служат в армии проклятых, и если их вера в правомерность зла сильнее, чем вера их жертв — в реальность и силу добра, они проиграть не могут.