Женщина, сидевшая за рулем, смотрела на меня через окно дверцы пассажирского сиденья. Стекло она опустила. Выглядела лет на семьдесят пять, а то и восемьдесят, крупная, с синими глазами, розовыми щечками, внушительной грудью. Белые перчатки на руках, маленькая серая шляпка с желтой лентой и желтыми перышками на голове.
— С тобой все в порядке, дитя? — спросила она.
Я наклонился к окну.
— Да, мэм.
— Ты что-то уронил в решетку?
— Да, мэм, — солгал я, потому что не понимал, что случилось… или почти случилось. — Но это ерунда.
Она склонила голову, несколько мгновений пристально смотрела на меня.
— Скорее не ерунда. И ты выглядишь как мальчик, которому необходим друг.
В дренажном коллекторе под решеткой с молнией царила темнота.
— Что случилось с твоей губой? — спросила женщина.
— Разошлись во мнениях насчет певцов. Род Стюарт или Синатра.
— Синатра, — без запинки вырвалось у нее.
— И я так думаю, мэм. — Я посмотрел на ломбард, потом на комиссионный магазин одежды. — Туман меня запутал. Я не узнаю этот район.
— А куда ты идешь?
— В порт.
— Нам по пути. Тебя подвезти?
— Не следует вам подвозить незнакомцев, мэм.
— У всех моих знакомых есть автомобили. Большинство не пойдет пешком до конца квартала даже для того, чтобы увидеть парад слонов. Если я не буду подвозить незнакомцев, то кого мне подвозить?
Я опустился на переднее пассажирское сиденье, захлопнул дверцу.
— Однажды меня чуть не растоптал слон.
Женщина нажала на кнопку, включающую электромотор подъема стекла.
— Иногда они впадают в ярость. Совсем как люди. Хотя у них нет привычки расстреливать одноклассников и оставлять видео своих безумств.
— Вины слона там не было, — уточнил я. — Нехороший человек сделал Джумбо инъекцию препарата, который разъярил его, а потом запер нас вдвоем в сарае.
— В свое время мне приходилось иметь дело с плохишами, но ни один не додумался до такого орудия убийства, как слон. И почему их всегда называют Джумбо?
— К сожалению, с воображением у циркачей не очень, мэм.
Она сняла ногу с педали тормоза, и автомобиль покатил вперед.
— Я — Бирдена Хопкинс. Но зовут меня Бирди. А как зовут тебя?
— Гарри. Гарри Лайм.
— Хорошее имя. Вызывает приятные мысли. Рада познакомиться с тобой, Гарри Лайм.
— Спасибо, Бирди. И я рад.
По обеим сторонам улицы дома уходили в туман, словно корабли, отплывающие из Магик-Бич к далеким берегам.
— Ты из этого города? — спросила Бирди.
— Приехал сюда, мэм. Думал, что смогу остаться. Теперь не уверен.
— Неплохой городок. Хотя слишком много туристов приезжает на весенний фестиваль урожая.
— Весной здесь собирают какой-то урожай?
— Нет. Раньше было два фестиваля, их соединили в один. И теперь каждую весну, когда идет сев, они празднуют осенний сбор урожая.
— Я не думал, что это сельскохозяйственный район.
— Разумеется, нет. Мы празднуем идею урожая, что бы это ни означало. Городом всегда руководили выродившиеся дураки, семьи-основатели.
Дома скрылись из виду. Изредка сквозь туман проглядывало неоновое свечение, но слов я уже разобрать не мог, они превратились в бессмысленные световые фрагменты.
— Какая у тебя работа, Гарри?
— Повар блюд быстрого приготовления, мэм.
— Однажды я влюбилась в такого повара. Бинс Барнет, маг и волшебник сковороды и гриля. Человек-мечта.
— Мы, повара блюд быстрого приготовления, склонны к романтике.
— Значит, Бинс был исключением. Оладьи и жареный картофель он любил больше женщин. Все время работал.
— В его защиту, Бирди, могу сказать, что это завораживающая работа. В нее можно уйти с головой.
— И мне нравилось, как от него пахло.
— Жареным говяжьим жиром и беконом.
Она вздохнула.
— Жареным луком и зелеными перчиками. От тебя пахнет совсем не так, Гарри.
— В последний месяц у меня была другая работа, мэм. Но я обязательно вернусь к сковороде. Мне ее не хватает.
— Потом появился Фред, с которым я прожила всю жизнь, и я забыла про поваров. Только не обижайся.
На полностью скрытом туманом перекрестке Бирди повернула на перпендикулярную улицу. Я это понял лишь по повороту руля.
Большой седан, сконструированный так, чтобы полностью изолировать водителя и пассажиров от неровностей мостовой, плыл как лодка. Туман только усиливал ощущение пребывания на воде. «Кадиллак» будто скользил по венецианскому каналу, втянув в корпус колеса.
Хотя Бирди держалась в пределах разрешенной скорости, для нулевой видимости мы ехали слишком уж быстро.
— Мэм, должны ли мы ехать вслепую?
— Ты, возможно, ехал бы вслепую, дитя, но я еду, как в солнечный день. Кружу по этому городу почти шестьдесят лет. Без единой аварии. А в такую погоду других автомобилей нет, так что на улицах даже безопаснее, чем всегда. Когда больные и страждущие нуждаются в моей помощи, я не собираюсь ждать, пока наступит утро или прекратится дождь.
— Вы — медицинская сестра, мэм?
— У меня не нашлось времени для учебы. Мы с Фредом — люди мусора.
— Печально это слышать.
— Я хотела сказать, занимались его сбором. Начали с двух грузовиков, не боясь, что придется запачкать руки. Закончили целой армадой, единственным подрядчиком на вывоз мусора из шести прибрежных городов. Мусор — тот же рассвет, появляется каждый день.
— Как точно подмечено.
— Ты можешь разбогатеть, делая то, от чего воротят нос другие. Мусор оказался золотой жилой.
— Очень часто, когда в ресторане много народу, повар блюд быстрого приготовления вертится как белка в колесе, — заметил я.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— Я подумывал о том, чтобы перейти в продавцы обуви или покрышек. В мусорном бизнесе работа напряженная?
— Иногда — для управляющих. Что же касается водителя мусоровоза, она одинаковая изо дня в день, успокаивающая, как медитация.
— Как медитация, но при этом ты помогаешь людям. Звучит неплохо.
— Фред уже семь лет как умер. Еще через два года я продала бизнес. Но, если захочешь, дитя, я открою тебе двери в мир мусора.
— Вы великодушны, мэм. Возможно, я еще обращусь к вам с такой просьбой.
— Из тебя получится хороший водитель мусоровоза. Ты не будешь смотреть на эту работу свысока, и это правильно. Я могу сказать, что ты ни на кого не смотришь свысока.