Какое великое разочарование испытают ученики его, узнав обо всем этом в последние дни перед распятием учителя своего.
И только Мария Магдалина поняла женским чутьем своим, любящим сердцем своим истинные намерения Иисуса и попыталась отговорить его от рокового шага.
— Уйди в Эдессу. Я пойду за тобой.
— Нет. Я благословен Отцом моим Небесным дошагать по своей судьбе до самого конца.
Грустно вздохнула Магдалина и вновь упрямо поклялась себе:
«Ты будешь жить! Я не дам тебе умереть!»
Но в тот момент она, как и прежде, еще даже не представляла себе, каким путем этого добьется.
В Вифанию Иисус пришел раньше своих учеников, которых направил по Иордану. На сей раз серьезных конфликтов с фарисействующими в иудейских городах у него не происходило. Он проповедовал в синагогах, исцелял больных, не вызывая явной вражды со стороны тех, кто видел в нем реформатора законов Моисея и никак не желал никаких новшеств, ибо видел в них ущерб своему авторитету. Однако и уверовавших в него почти не прибавлялось, но не потому, что таких не было, а потому, что он сам, своей волей, отбивал желание идти с ним — он лишь выбирал крепких мужей, молодых годами, с которых брал слово быть ему послушными и преданными.
Но и их Иисус не звал с собой в Вифанию, а оставлял в пещере Иеремии, заверив их, что станет приходить к ним два-три раза в неделю, когда же пробьет час, он позовет их с собой. В пещере осталось несколько женщин, чтобы ухаживать за ними, а Иуда Искариот, хранитель казны, выделил им добрую сумму на расходы.
В таких условиях можно жить, тем более, питая надежду на значительный взлет в будущем: пророк ведь из рода Давидова, и этим все сказано!
Сам же Иисус, остановившись в доме Лазаря, даже не приближался к местной синагоге, а через день ходил в Иерусалим, чтобы побывать в Храме Соломона. Сопровождали его лишь слуги да Мария Магдалина. Иногда с сестрами Лазаря.
Маршрут его разнился. То он входил в Иерусалим через ворота Стефана в Новый город и через Предместье в Овечьи ворота, затем уже в Храм; то сразу шел в Храм через Золотые ворота, а дважды в неделю, как и обещал, заходил прежде в пещеру Иеремии, а уж оттуда, пообщавшись с мужами и учениками, шел через Дамасские и Рыбные ворота в Храм. В Храме он даже не пытался ни проповедовать, ни, тем более, пророчествовать. Прогуливался в портике Соломона и по его двум крытым галереям, заходил во двор женщин, когда с ним была Магдалина и сестры Лазаря; но чаще всего во двор рабов, беседовал с ними как равный с равными. В этом дворе он проводил много времени, ибо обычно женщины покидали его сразу же при входе в Новый город, и в Храм он приходил один. Для него же беседы с нищими и рабами имели великий смысл, ибо ради них он и проповедовал.
Впрочем, неактивность эта угнетала Иисуса, и все же он терпеливо изучал Храм, присматривался к торговцам и менялам, определяя именно с них начать свои активные действия. Он ждал предпасхальных дней, когда город набьется паломниками. Он ждал прихода главной части своих учеников, которые к тому же приведут с собой крепких и верных мужей.
Меж тем, он все чаще и чаще слышал в Храме, особенно во дворе рабов, о каком-то Мессии, который в предпасхальные дни войдет в Иерусалим, чтобы отдать себя в жертву ради создания Царства Божьего на земле, царства обездоленных и угнетенных. Тогда свершится невиданное: богатые низвергнутся, бедные возвысятся, и все станут равны меж собой, Все свободны. Свободны телом и духом. Ему, Иисусу, говорили об этом шепотом, озираясь, не подслушал бы кто-нибудь из римских приспешников — Иисус все более и более убеждался, что речь идет именно о нем, но пока никак не мог определить, как ни напрягал свою волю, откуда идет молва, где ее истоки. От учеников? Не может быть. От укрывающихся до времени в пещере Иеремии? Тоже маловероятно. От слуг-жрецов? Но они все время у руки его. Может, от Магдалины? Она знает о нем, Иисусе, более всех учеников его. Он даже рассказал ей о видении на горе Иермона.
Решил спросить ее без обиняков. В день, когда она сопровождала его одна, без сестер Лазаря.
Магдалина, как обычно, покинула его в Новом городе, а к вечеру ждала за воротами на дороге в Иерихон, чтобы вместе идти в Вифанию. Они отошли довольно далеко от города, тогда Иисус жестом попросил слуг отстать, дабы не стали они свидетелями его разговора с Марией Магдалиной, и как только они исполнили волю Великого Посвященного, он спросил Марию:
— Ты знаешь ли о молве при вход в Иерусалим Мессии?
— Да.
— От кого пошли слухи? Не от тебя ли?
— Нет, — ответила Мария с дрожью в голосе, и глаза ее набухли едва сдерживаемыми слезами. — Нет.
Иисус понял, что жестоко обидел женщину, погладил Марию нежно по пышноволосой ее головке и, как бы извиняясь, высказал свои тревоги:
— О моих истинных намерениях знают немногие. Молву же кто-то не только пустил, но, как мне кажется, кто-то еще и подпитывает ее.
— Мне тоже так видится. Но меня удивляет другое: ты — Великий Посвященный, читающий мысли других, умеющий влиять на души других, отчего не можешь распознать творящегося вокруг тебя?
— Это и мне совершенно непонятно, — признался он со вздохом и вдруг его осенило: «Великие Посвященные! Приставы! Они! Значит, час жертвенной смерти действительно близок!»
Тоскливо стало на душе. Очень тоскливо. Что ни говори, а с жизнью расставаться ему не хотелось.
Мария Магдалина сразу же уловила смену настроения Иисуса и встревожилась:
— Что с тобой?!
— Глупые мысли.
И вновь они хорошо поняли друг друга. Она же настойчиво подстегнула себя:
«Еще проворней нужно действовать. Иметь всюду и уши свои и глаза свои!»
Но о своих думах, надеждах и действиях она не собиралась говорить Иисусу. Пусть до времени идет все так, как шло. Пусть он считает, что она навещает родственников и подруг, живущих в городе. И хотя он может догадаться, что у нее не так уж много домов, где ее визитам рады, но догадываться одно, а знать — совсем иное. Не станет же он, проповедующий свободу духа, свободу мысли, свободу поступков, свободу во всем, допекать ее расспросами или назидать с целью ограничения ее вольности. Ее же совесть чиста. Она любит его, а общается с другими мужчинами только ради него. Ради них двоих. Ради их будущего. Чтобы стать единой плотью.
Вот так и тянулось время, пока не появились ученики. С довольно внушительным отрядом крепкотелых мужей. У многих под плащами на бедрах короткие римские мечи — гладиусы. Ученики, однако, поступили мудро: не вошли со всем этим вооруженным многолюдьем в город, а лишь дали знать Иисусу о своем прибытии и стали ждать его слова, раскинув стан в десятке стадий от Вифании в оливковой роще.
Иисус поспешил на зов. Выслушав их отчет, поблагодарил учеников своих и не упрекнул за то, что они привели вооруженных людей и сами опоясались мечами. Лишь повелел: