Иешуа, сын человеческий - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Ананьев cтр.№ 39

Путь, предложенный Абгаром войску Красса, был поначалу легким, но чем дальше они отходили от речки Балых, тем становился все труднее и труднее, и вот — неоглядная безлесая и безводная пустыня с глубокими песками, — армия Красса изнурилась, теряла людей и коней, но Абгар умело убеждал, что вот-вот они преодолеют пустыню, и тогда ударят по парфянам там, откуда те не ожидают нападения.

Парфяне, а их армия под водительством полководца Сурены состояла из конных лучников, вышла тем временем встречать незваных гостей, и Абгар, оповещенный загодя, ночью покинул со своим многочисленным отрядом римлян. Эдесским ратникам легко было исчезнуть в пустыне, они к ней привыкшие, к тому же они умели хранить многие дни в условиях нестерпимой жары воду для себя и своих коней в выделанных по специальной технологии овечьих желудках.

Парфянам тоже пустыня не страшна. Они тоже умелы и выносливы. Время работает на них, обессиливая римское войско, испытывающее жажду. Они не стали вступать в открытое сражение с римлянами, лишь окружили их и совершали стремительные набеги. Обсыпав римлян тучами стрел, они тут же отскакивали врассыпную. Не стали они рубиться и с конниками Красса, встречали их атаки стрелами, затем улепетывали так же врассыпную.

Поредевшие остатки в таких непонятных для римского войска стычках отвел Красе за стены Харрана, чтобы передохнуть и спланировать дальнейшие действия.

Решение одно: уносить ноги. Красе ночью повел свое войско к Евфрату, чтобы поспешно преодолеть его, но на римлян вновь обрушился ливень стрел. Римская армия была разбита наголову. Погиб и сам Красе.

Вот так во многом благодаря Абгару Рим стал осмотрительней относиться к Месопотамии, поубавив свой алчный аппетит.

Династия Абгаров и дальше блистала умом, мужеством и дальновидностью в борьбе с Римом. Отказать поэтому Абгару Пятому Иисус считал кощунственным.

Иисус так задумался, что даже не услышал, как к нему подошла Мария Магдалина. Положила руку на плечо. Нежно, невесомо. Затем, точно как делала в детстве мать, укладывая его спать или успокаивая его чем-то расстроенного, начала гладить по голове, как бы процеживая через пальцы его длинные мягкие волосы. И вся ее нежность — без единого слова. К горлу Иисуса подступил ком, да так, что перехватило дыхание. Ему нестерпимо захотелось прижаться к пышной груди Марии и выплакаться всласть, очистившись через слезы от всей усталости, от всех терзаний, от всех сомнений. Но он не сделал этого. Лишь попросил Марию:

— Присядь рядом.

И, не отдавая себе в том отчета, начал исповедоваться, раскрывая душу более откровенно, чем делал это даже при исповеди матери, когда пытался добиться ее поддержки, ее понимания его намерений, его предопределенной судьбы.

Мать не поняла. Может не понять и Магдалина, и это нанесло бы ему жестокий удар, но он не думал о возможных последствиях свой исповеди, а последовательно, шаг за шагом, пересказывал об учебе в тайном центре ессеев, о днях и ночах, проведенных в пещере искупления, об обете безбрачия, данном еще в самом начале обучения; он очень подробно вспоминал, какие чувства испытывал, повиснув над бездонным Колодцем Истины, не скрыл и того искушения, какое навалилось на него, когда его, голого, снявшего мокрую одежду после возрождения через воду, нубийка принялась соблазнять (и тут Мария Магдалина притянула его голову и мягко поцеловала в лоб, как это делала мать, желая спокойной ночи); он со всеми красками описывал свое видение, когда лежал в саркофаге царского склепа — закончил исповедь годами, проведенными в Индии, но более говорил о казнях во искупление человеческих грехов, о своем протесте против жестоких ритуалов, который едва не привел его самого к гибели.

— Меня научили умирать и воскресать, но жрецы хотели, закопав меня в землю, больше не откапывать. Великий грех на душу, но они сделали бы это, не узнай я об их намерениях своевременно. Иначе я б не проповедовал здесь.

— И не исцелил бы меня, изгнав бесов из грешного тела моего! Но, главное, мы бы не встретились.

И словно споткнулась. Нет, она не должна искушать Иисуса, которого любит больше, чем самое себя. После паузы продолжила успокаивающе:

— В тебя сегодня уверовали сотни, а скоро их станет тысячи. Разве это не награда за то, что ты пережил? У тебя ученики…

— Не столько ученики, Мария, сколько стражники. Моя судьба предрешена: смертью своей искупить грехи людские перед Отцом Небесным. Обо мне пророчествовал Исайя: Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязаем был, но страдал добровольно и не открывал уст своих; как овца, веден был Он на заклание, и, как агнец перед стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст своих. От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? Ибо Он отвергнут от земли живых; за преступления народа моего претерпел казнь… Вот почему, Мария, у меня нет выбора.

— Есть! — прерывисто воскликнула она и вновь осеклась. Какой выбор?! Сказать, что он есть, не значит предложить его. И посильно ли ей, женщине, повлиять на судьбу человека, хотя и страстно любимого. Судьба предопределена свыше и не подвластна смертным. Она сама же испугалась столь решительному своему заявлению, и все же продолжала упрямо твердить, теперь, правда, мысленно:

«Есть! Есть! Есть! Ты не должен умереть! Не должен! И не умрешь!»

Это очень походило на клятву, какую она давала сама себе.

Иисус же, понявший ее восклицание по-своему, вроде бы даже согласился с ней:

— Возможно, права ты. Выход есть: отозваться на приглашение Абгара, — но, поняв, что вызвал у Марии своими словами недоумение (выходит, она не знала, как он считал ранее, о сути послания), рассказал ей о письме.

— Вот и поезжай. Только меня возьми с собой. Царь, которого ты исцелишь, разве даст тебя в обиду?

— Верно. Не даст. Но я сам выбрал свой путь. В меня уверовали многие, как я могу разочаровать их? Нет, я должен идти до конца своего пути, как предопределено мне судьбою, — вздохнув, добавил: — Не оставит меня в покое и Сарманское братство. Искупительная смерть моя не ради одного Израиля, но — всего человечества, ибо я — Сын Человеческий.

«И все же ты не умрешь! Так решила я, любящая тебя женщина!»

Иисусу же она сказала иное:

— Но ты не можешь отказать царю. Ты же не отказываешь никому: ни нищим, ни мытарям, ни маловерам и даже многобожникам, а разве царь, в тебя уверовавший, хуже их?

— Вот об этом и мои мысли. Не знаю, как поступить. Пойти в Эдессу я не могу, потому что определил крестить водой через учеников моих — апостолов. Крестить всех, принявших Живой Глагол Божий. Об этом я сказал уже на вечере. И как я могу отступиться от своего слова? Но ты права, отказать я тоже не могу.

— Ответь, что исполнишь просьбу его в удобное для тебя время.

— Разумно. А если не удастся мне, пошлю того апостола, у кого особенно проявится дар целителя, — положив ей руку на плечо, предложил: — Пойдем в стан.

Утром он первым делом написал ответ: «Абгар, ты счастлив ввиду того, что поверил в меня, которого ты никогда не видел. Ибо написано обо мне, что те, кто видел меня, не должны веровать в меня, а те, кто не видел, могут веровать и жить.