Хуже всех пришлось Але. Во время следствия девчонка узнала, что
была родной дочерью Родиона и Нели. Сначала она отказывалась этому верить, но
потом, увидав документы: медицинскую карту, выписку из роддома и прочитав
показания акушера-гинеколога, который наблюдал Нелю на протяжении беременности,
а потом принимал роды, разрыдалась так, что пришлось звать врача. Ночью, в
камере, Аля пыталась покончить с собой, но ее вовремя вытащили из петли. Сейчас
девочка находится в больнице. Врачи говорят, что психика подростка пластична,
скорей всего Аля выправится и вновь станет адекватной. Мне хочется в это
верить, но, думается, Аля никогда не будет прежней. Ей всю жизнь придется нести
свой крест. Человек, убивший собственную мать, не заслуживает прощения. Я
понимаю, что Аля тоже жертва Ромалы и Виктора, девочку подтолкнули на преступление,
ею манипулировали, но… Но в ее душе кипели злоба и ненависть, в ней
отсутствовала элементарная благодарность к вырастившим и баловавшим ее
родителям, пусть, по ее мнению, приемным.
В моей душе борются жалость к Але и отвращение. Похоже,
Зайка, Маня и Кеша испытывают те же чувства, поэтому передачи Але носит
посторонняя женщина, которой мы платим за услуги. Не знаю, как я отреагирую,
если увижу Алю, входящую в нашу гостиную. Боюсь, не сумею сохранить приветливое
выражение лица и быстро уйду из комнаты.
Сашеньке повезло, ее судьбой Дегтярев занялся лично. Из
архива подняли старое дело о мошенничестве и убийстве Василия. При скрупулезном
изучении деталей стало ясно, что следователь, занимавшийся делом много лет
назад, слегка подтасовал факты, желая побыстрей сбыть проблему с рук.
Получалось, что Сашенька не врала, Василий и впрямь сам выпал из окна.
Состоялся новый суд, который, учтя все обстоятельства и приняв в расчет, что
Саша много лет вела достойный образ жизни, дал ей три года, тут же амнистировал
и освободил ее прямо в зале заседаний.
Теперь на совершенно законных основаниях Сашенька и Лиза
получают все: дом, счет в банке, фирмы… Но в моей душе снова борются полярные
чувства. С одной стороны, я рада, что Лиза вырастет в достатке, с другой… Саша
совсем не скорбит о брате, который так много сделал для нее, не говоря уже о
Неле. На ее простодушном, мнимо наивном личике читается неприкрытая детская
радость от осознания того, что Лизонька теперь получит все, что только можно. И
от этого мне противно, горько и обидно. Хотя Лиза вызывает только добрые
чувства. Если Саша не испортит ее своей любовью, из девочки может выйти толк.
Но есть у нас и более радостные новости. Один из сотрудников
отдела Дегтярева нашел хозяйку Индюшки, и сегодня Ниночка приехала к нам за
мопсихой.
– Вы не можете себе представить, – со слезами на глазах,
целуя Индюшку, говорила Нина, – как я плакала, мучилась: ну где Индя? Она такая
безответная, безропотная, покладистая… Вдруг ее кто мучает?
Изредка Ниночка замолкала, начинала рыдать, вытаскивала
носовой платок и вновь принималась извергать слова благодарности. Я же тем
временем ломала голову над тем, как лучше сообщить обрадованной хозяйке о том,
что я отдаю ей мопсиху не одну, а со щенками.
Наконец мы вышли во двор. Нина отпустила Индюшку, открыла
машину и велела:
– Индя, залезай.
Но мопсиха не торопилась.
– Эй, – испугалась хозяйка, – ты где? Индя, Индя…
Со стороны гаража понесся счастливый визг, мы кинулись на
звук. На площадке, поросшей зеленой травкой, на нежном, любовно выращенном
Иваном газоне, возле клумбы с садовой гвоздикой резвились две собачки палевого
цвета. Я не буду вам объяснять, чем они занимались. В конце концов Индюшка
оторвалась по полной программе: в нашем дворе перебывали, кажется, все кобели
не только Московской, но и Ленинградской, Тульской, Рязанской и других
областей. Мы просто перестали обращать внимания на двортерьеров, которые,
несмотря на строгую охрану, постоянно просачивались на нашу территорию.
Перестали мы и запирать Индюшку. Какой толк, все равно выскочит когда-нибудь за
дверь, и привет. Мне даже интересно: кто у нее родится?
– Что она делает? – оторопела Нина.
– Ну, – замялась я, – как бы попроще объяснить, ТО самое.
Честно говоря, я испытывала радость, наконец-то Хучик
добился своего.
– Невероятно, – прошептала Нина, – наверное, она полюбила
Хуча, я всем рассказывала, кстати, той страшной женщине, что украла Индю, тоже,
как мы водили нашу девочку к элитному мопсу, суперчемпиону, а Индя села на пол
и не далась. Нет, любовь великая сила! Вы не поверите, но она никогда не имела
дела с кавалерами, такое с ней впервые!
Я хотела было рассказать Нине о бесконечной череде дворняг,
ставших мужьями страстной мопсихи, но сдержалась и стояла молча, слушая
удивленные возгласы хозяйки.
– Ну никогда ей такое не приходило в голову! Это все любовь
к Хучу.
На языке вертелась фраза: «Ну да, Хучик получил почетное
право стать юбилейным, пятисотым супругом», но я снова проглотила ехидное
замечание, и, сдерживая смех, сказала:
– Мопсихи из хорошей семьи никогда не отдаются кавалерам без
высоких чувств.