Короче, я заболел дорогой.
И это заболевание помогло легче перенести потерю самого близкого мне человека на свете.
Виктор. Хабаровск
Хабаровск произвёл на меня вполне умиротворяющее впечатление. Это был средних размеров провинциальный город, расчерченный, как по линейке. Неторопливый и обстоятельный. Как Касимов или Рязань. Впечатление портило лишь то, что стоял он на берегу огромной реки Амур и воздух был насыщен болотными миазмами, поднимающимися из долины. На другой стороне располагался Китай – и Китай присутствовал в Хабаровске всюду.
Китайским здесь было решительно всё – шмотки в хозмагах, продукты в продмагах, китайской одеждой были завалены небольшие полукрытые рынки прямо в центре города; и этим же были завалены так называемые «бутики». Даже надписи в гостинице, где я остановился, дублировались на китайском языке. Китайцы-рабочие на улицах вполне заменяли московских турок и таджиков.
Только машины здесь были японские. Судя по всему, им, как и китайскому шмотью, здесь не было никакой альтернативы.
Стояла жуткая жара, было влажно, и в воздухе царили бесчисленные комары, укрывавшиеся, как легко было догадаться, в болотах и лужах амурской поймы. Словом, на долгое пребывание Хабаровск не настраивал.
Другое дело, что в Орхоян попасть было отнюдь не просто. Теоретически, из Хабаровска туда каждую неделю летал самолёт, но погоды туда не было уже полмесяца и билеты отсутствовали до конца июля.
На счастье, у Сержа было несколько телефонов различных хабаровских авиакомпаний и аэроклуба – полученных от Ухонина, разумеется.
– В Орхоян просто так не попасть. Туда или погоды не будет, или рейсов нет, или ещё какая мура происходить будет – это к бабке не ходи. Регулярное сообщение – это государевы рейсы, их что будет, что не будет – всем до фонаря. Лётчикам, диспетчерам, аэропорту. Кроме пассажиров, естественно. Но ты не обычный пассажир, а пассажир с бабками. Конечно, гнать туда спецрейс из-за себя одного, любимого, – некое жлобство. Ты поспрошай летунов – вокруг Орхояна раньше работало несколько старательских артелей. Целься на их борта – с хорошей доплатой, естественно. Они небольшой крюк сделают, и тебя туда добросят.
Тем не менее первое, что я сделал, поселившись в хабаровском «Версале», – это попытался взять билет на регулярный рейс. Девушки в агентстве, которое располагалось прямо в холле гостиницы, слово «Орхоян» услышали впервые в жизни. Самыми распространёнными точками сообщения в этих кассах, судя по расписаниям рейсов, были Харбин, Гуанчжоу, Пекин, Пусан, Сеул, Тайбэй и Макао. Даже во Владивосток, располагавшийся от Хабаровска, как Москва от Санкт-Петербурга, регулярных рейсов не было. Затем, когда девицы определились, выяснилось, что билетов до Орхояна нет до конца месяца, я взял на «когда есть» и принялся звонить независимым авиаторам.
Все независимые авиаторы, как один, принимались дружно меня ругать за прилёт в Хабаровск, утверждая, что попадать в Орхоян надо через Комсомольск, а ещё лучше – Николаевск-на-Амуре. Я нашёл эти города на карте и обнаружил, что уж оттуда регулярные рейсы на Орхоян не летают точно.
– А ты туда регулярным рейсом и не попадёшь. Это точно, – успокоил меня председатель местного аэроклуба «Дальневосточный Орлан», медлительный и огромный Федя Миронов. – Ты, милай, созванивайся с николаевским аэроклубом, там, я думаю, тебе больше светит. А билет этот ты, милай, сдай, он другому человеку попадёт, тот тоже надеяться будет. Не надо людёв надежды лишать – нехорошо это, в целом.
– Но ведь и он в Орхоян не попадёт?
– Как знать, может, и попадёт. Только если торопиться не будет. А будет торопиться – и не попадёт…
– Так это что – и я туда не попаду? Я ведь, эта, тороплюсь вроде?
– Не-е, ты попадёшь. Только не сразу. И окольными путями. В этот Орхоян все окольными путями попадают. Там и народу-то осталось – полтыщи, может, чуть больше. Сейчас, правда, путина, может, ещё люди подтянулись.
– А как же они туда подтягиваются, если туда попасть нельзя?
– А морем, милай. Сядут на баржу, возьмут водки, и тащит их буксир вдоль берега недели две, а то и три. Шторм их прижмёт, они в бухту забьются, там попьют-попьют, шторм утихнет – они снова в путь. Как водка кончится – они в Орхоян и приезжают.
– Тьфу ты, сатана… Так там что, водки нет, что ли?
– Почему нет? Есть. Только дюже дорогая она там. Потому что туда ничего не летит и не ходит.
– Наверное, бабки самогонку гонят?
– А из чего её гнать-то? – удивился Дальневосточный Орлан. – Там не растёт ничего. Только рыба. А из рыбы, как я знаю, самогонки не бывает… Кроме того, те, кто её гонит, её тут же и выпивают.
Однако на следующий день с помощью Орлана мне действительно удалось связаться с аэроклубом. В Николаевске мне радостно сказали, что ближайший рейс в окрестности Орхояна у них запланирован через четыре дня, каковых мне вполне хватит, чтобы добраться в сей стольный город, расположенный близ устья Амура. Я сплюнул и, погорячившись, сказал, что буду у них завтра. В ответ в трубке хихикнули и попросили к телефону Миронова. Потом тот вернул трубку мне.
– Ты, эта… Не торопись. Делай, как Орлан скажет. Мы тебя на пирсе встретим…
– Самолёты на пирсы не летают, – заговорил я, но осёкся, увидев грустный взгляд Миронова.
– А ты на самолёте и не полетишь. Ты же торопишься, верно? Вот и поедешь по Амуру-батюшке на теплоходе. Аккурат в два дня успеешь. Здесь тебе не Москва, чай, у нас окольные пути – самые быстрые.
Виктор. Окольные пути
Когда я услышал, что поеду в Николаевск на пассажирском теплоходе, то, по мальчишескому энтузиазму, решил, что будет этот амурский теплоход чем-то вроде пароходов на Миссисипи, о которых мы читали у Жюля Верна и Карла Мая. Изящные шулеры, благородные дамы, офицеры и плантаторы…
На самом деле теплоход, на который меня устроил Орлан, был вполне российским речным заменителем поезда. Отдельные каюты на четверых, кабак с ломовыми ценами, хамящие горничные и жуликоватые официанты. Старатели, девицы сомнительного поведения, которых в огромном количестве поставляли в Хабаровск, Комсомольск и Николаевск-на-Амуре и которые теперь ехали на короткую побывку домой, рассказывать родственникам сказки о беспорочном труде в офисах, ателье и парикмахерских… Из вышепоименованного списка в пассажиры затесались только офицеры. Но это были не офицеры-южане, изысканные и благоухающие, спешащие на соединение с армией Роберта Э. Ли, а простые российские офицеры советского разлива, глушащие водку и изъясняющиеся на том особом военном диалекте, который принято определять так: «в армии матом не ругаются – в армии матом разговаривают».
На причале меня встретили ребята из аэроклуба.
– Собственно говоря, клуба-то у нас нет. Но есть такая вывеска, которая позволяет легально содержать вертолёт и летать на нём куда хочешь.