Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Ницше cтр.№ 152

1002

Come l’uom s’eterna... [245]

«Ад», XV, 85

1003

Счастливо одарённому {461}, — тому, кто так любезен моему сердцу, кто весь словно вырезан из дерева, твёрдого, нежного и благоуханного, так что даже обонянию он отраден, — да будет посвящена эта книга.

Что ему в прок — то и вкусно;

— однако он теряет вкус к тому, что, хотя и в прок, но сверх меры;

— он сам угадывает снадобья от мелких недугов, а в болезнях видит великих побудительниц своей жизни;

— он умеет обращать скверные случайности к своей пользе;

— от несчастий, которые грозят его уничтожить, он становится сильнее;

— он инстинктивно вбирает в себя из всего, что видит, слышит, переживает, во благо своему главному делу, — он следует принципу избирательности, — поэтому многое пропускает через свои руки;

— он реагирует с той замедленностью, которую выпестовали опыт осмотрительности и осознанная гордость, — он прислушивается к побуждению, откуда оно пришло, куда устремлено, — и не покоряется ему бездумно;

— общается ли он с книгами, людьми, ландшафтами, — он всегда прежде всего в своём обществе: он оказывает честь — тем, что он избирает, что он допускает, что он доверяет...

1004

Обрести высоту и птичий обзор наблюдения, когда понимаешь, что как всё должно идти — так оно, действительно, и идёт: когда видишь, что всякого рода несовершенство и страдание от него вписывается в некую высшую желательность...

1005

Году этак в 1876 я испытал сильнейший испуг, когда, поняв, к чему клонятся отношения с Вагнером, внезапно узрел, что все предыдущие устремления мои скомпрометированы; а я был очень крепко к нему привязан, всеми узами глубокого сродства потребностей, привязан благодарностью, чувством абсолютной незаменимости его и того лишения, которое теперь перед собой узрел.

В ту же самую пору я казался себе как бы безвылазно заточённым в свою филологию и учебную деятельность, — в эту случайность и подспорье моей жизни, — я не знал, как мне выбраться, и чувствовал себя усталым, израсходованным, растраченным.

В ту же самую пору я понял, что мой инстинкт ищет противоположного тому, чего искал Шопенгауэр: он ищет оправдания жизни, даже в самых страшных, самых двусмысленных и лживых её проявлениях, и у меня в руках была формула для этого чувства — «дионисийское».

Что «само по себе бытие» вещей с необходимостью должно быть добрым, благостным, истинным — против этого интерпретация Шопенгауэра, толковавшего всякое «само по себе» как волю, была существенным шагом вперёд: только он не додумался эту волю обожествить; он застрял в моральном христианском идеале. Шопенгауэр был ещё настолько придавлен игом христианских ценностей, что теперь, после того, как вещь сама по себе перестала быть для него «Богом» — она должна была стать плохой, глупой, абсолютно зряшной. Он не понял, что есть бесконечно много способов инако-бытия, в том числе даже и Бого-бытия.

1006

Моральные ценности до сей поры были ценностями высшими: кто-нибудь хочет подвергнуть это сомнению? ... Стоит удалить эти ценности с их высшего места — и мы изменим все ценности: тем самым будет опрокинут принцип всей предыдущей ценностной иерархии...

1007

Переоценка ценностей — что бы это могло значить? Необходимо, чтобы все спонтанные движения, новые, грядущие, более сильные, были наготове: вот только наличествуют они пока что под ложными именами и оценками, а значит, сами себя ещё не осознали.

Мужественное осознание и твёрдое «да» тому, что уже достигнуто.

Отрешение от рутины старых ценностей, которые оскорбляют нас во всём лучшем и сильном, чего мы достигли.

1008

Всякое учение излишне, если для него не приуготовано всё необходимое в виде накопленных сил, взрывных материалов. Переоценка ценностей достигается лишь тогда, когда есть напряжение новых потребностей, нетерпение тех, кто жаждет нового, кто от старых ценностей страдает, ещё сам того не осознавая...

1009

Точки зрения для моих ценностей: от избытка или от нехватки... смотришь на них просто так или накладываешь руку... или отводишь глаза и отходишь в сторону... вызваны ли, пробуждены ли они «спонтанно», толчком накопленных сил — или всего лишь реактивно... просто ли от малочисленности сил или от подавляющего господства над многими, чтобы призывать на службу любые, когда они понадобятся... есть ли ты сам проблема или решение... совершенен ли ты при мелкости задачи или несовершенен при чрезвычайной грандиозности цели... подлинен ли ты или всего лишь актёр, а если так, подлинен ли ты как актёр или всего лишь поддельный актёр, «представитель» ли ты — или само представляемое, личность ли ты — или только рандеву личностей... болен ли ты от болезни или от бьющего через край здоровья... идёшь ли впереди как пастырь или как «исключение» (третья разновидность — как беглец)... нужно ли тебе достоинство — или шутовской колпак? ищешь ли ты сопротивления или стараешься от него уклониться? несовершенен ли ты как «слишком ранний» или как «слишком поздний»... склонен по натуре говорить «да» или «нет» или ты непостоянен, как павлиний хвост? достаточно ли ты горд, чтобы не стыдиться своего тщеславия? способен ли ещё на угрызения совести (разновидность эта становится всё более редкой: это раньше совесть грызла почём зря, а теперь, похоже, она зубы подрастеряла)? способен ли ещё на служение «долгу»? (есть такие, кто охотно лишил бы себя последних жизненных радостей, лишь бы его избавили от «долга»... — в особенности женственные души, прирождённые подданные...)

1010

Предположим, наше обычное восприятие мира было бы недоразумением: возможно ли представить себе совершенство, внутри которого даже такие недоразумения могли бы дозволяться?

Концепция нового совершенства: то, что не соответствует нашей логике, нашей «красоте», нашему «добру», нашей «истине», могло бы в высшем смысле быть совершенным, как сам наш идеал.

1011

Наше великое отречение: не обожествлять неизвестное; вот мы и начинаем знать мало. Ложные и растраченные усилия.

Наш «новый мир»: мы должны познать, до какой степени мы являемся творцами наших ценностных эмоций, — то есть до какой степени можем вкладывать «смысл» в историю.

Эта вера в истину доходит у нас до своего последнего вывода — вы знаете, что он гласит: что если и есть что-либо достойное поклонения, то это кажимость, кажимости надо поклоняться, ибо только ложь — а не истина — божественна!