Повелитель снов - читать онлайн книгу. Автор: Петр Катериничев cтр.№ 89

Сергей Сергеевич говорил, говорил, говорил… И чем больше он говорил – тем яснее для меня становилось то, о чем он молчал: он боится Альбы! Боится панически, неосознанно, но от этого ему только страшнее; так дети боятся колдуний! И его собственное подсознание разворачивает страх в картину вязкую и навязчивую, от которой не уйти и не скрыться… Да и надуманным этот страх не назовешь: он знает, что Альба уже отправила на тот свет многих, но не знает, к а к она это сделала.

Он привык повелевать, привык разрабатывать многоходовые комбинации; но всегда и везде они подчинялись сухой логике и стояли, как на опорах, на слабостях других людей: их страхе, жажде денег, славы, самоутверждения. И вдруг – столкнулся с женщиной, которая словно спит наяву; для нее все происходящее – всего лишь тень ее мыслей, и оттого все люди походят на нарисованные Аней образы – или гротескны, или мнимы и несущественны… И то, что окружающие считают высокомерием, – просто погруженность в свой собственный мир… И генерал этой ненормальности тоже боится; и зол оттого, что и понять не может, и изменить не в силах… А тут еще и Алеф… И деньги… И власть, которая, кажется, уже в руках… И все – ускользает по непонятной причине, и слишком многое поставлено на карту…

– Ты «оформишь» меня микрофонами?

– Нет. С Альбой эти фокусы бесполезны. Она действительно хороший технарь, и в комнате у нее не работает ни одна прослушка. Но…

– Но?

– Чтобы у тебя был стимул. Произвести на Альбу впечатление и убедить ее выложить методику – теперь главное и единственное дело в твоей жизни. Иначе ты ее не сохранишь.

– Умеешь ты ободрить, генерал.

– Стараюсь.

– Где она теперь?

– В особняке. В комнате.

– Ты так и потащишь меня туда, скованного? Вместе со стулом? Эдак трудно произвести впечатление.

– Стулья там есть. А вот «кандалы» оставим. Алеф меня просветил: уж очень ты прыток и непредсказуем. Да я и сам знаю.

– А что в этой жизни предсказуемо?

– Ты прав. Ничего, кроме смерти.

Да. Я прав. Генерал не просто боится Альбы – он тоскует… И тоску эту странную я наблюдал не раз и не два…

Бобров тем временем жестко скрутил мне руку назад, отстегнул наручники от стула и сковал запястья сзади.

– Ну что – двинули? Про нашу беседу Альбе – ни слова. Я ей сказал, что накачал тебя сонниками и теперь просто привожу в чувство. – Генерал замолчал, усмехнулся. – Да так оно и было.

Мы поднялись по лесенке, прошли длинным, абсолютно пустым и стерильным коридором и оказались в большой комнате. Окна были наглухо занавешены портьерами; посередине стоял большой круглый стол и несколько стульев; поверху, вдоль стен, были расположены мостки с перильцами, к ним вела крепкая деревянная лестница; там же находились двери в спальни. Еще один коридор вел, скорее всего, на кухню.

За столом сидел Алеф: спокоен, невозмутим. А ведь и его пребывание здесь было бурным; но было в этом жестком мужчине то, что присуще восточным людям и называется «фатум». Это не рок и не судьба, скорее – предопределение… И человек, считающий себя подчиненным фатуму, как бы освобождается от беспокойства за будущее, свойственное европейцам. Перед Алефом стоял большой заварной чайник и пиала с зеленым чаем.

– Тебе туда, – показал Бобров на небольшую дверь. – И – без глупостей.

– Да какие уж глупости при нашей бедности… Аня там?

Генерал кивнул и открыл дверь. В комнате царил полумрак, и сначала я почти ничего не разглядел. Генерал усадил меня на стул, пристегнул наручником к батарее и вышел.

Голова сделалась пустой и гулкой. И не было в ней ни воспоминаний прошлого, ни надежд на будущее. В такие моменты с человеком остается только настоящее.

Постепенно глаза привыкли к полумраку. Комната была небольшой, с такими же, как и в гостиной, наглухо занавешенными портьерами окнами и оттого казалась особенно сумрачной: освещение – лишь небольшие бра на стенах… По периметру комнаты были расставлены картины Ани. Запах бензина еще не выветрился, хотя кондиционер работал на полную. Аня была в кресле и словно спала.

– Что с ней? – резко спросил я Альбу, сидящую за столом перед включенным компьютером.

– Спит.

Я пригляделся. Дыхание девушки было ровным и спокойным.

– Не переживай. Как и всякий психотерапевт, я владею гипнозом. Сейчас ей хорошо – она просто видит сны. А мы – явь, куда более худшую.

– Люди живут в той яви, какую создают сами.

– Это заблуждение. Человек – существо совершенное, но почему-то все данные ему совершенства он употребляет лишь на то, чтобы возвыситься над другими. Любой ценой.

– Кто как.

– Ты даже не поздоровался со мною, Дронов. А где же учтивость?

– Сложно оставаться учтивым, будучи прикованным к батарее.

– Такие здесь правила.

– Да? И кто их установил?

– Трудно сказать. Как видишь, у нас здесь почти конклав. Ни войти никому стороннему, ни выйти, пока не договоримся.

– До чего?

– Вот это и есть самое интригующее… Понять, что каждый из нас хочет получить. Или – сохранить.

– Из вас.

– Нет, Олег Владимирович, из нас. Ты ведь хочешь сохранить жизнь? И эту девочку? – Альба выдержала паузу, устремив взгляд в пространство, закончила: – Как и все мы.

Теперь она замолчала надолго. А я – рассматривал ее. Альбе было слегка за сорок, но женщиной она оставалась, безусловно, эффектной: стройная, с правильными чертами лица… Вот только лицо ее было застывшим, словно сросшаяся с кожей маска: смесь высокомерия и презрения. И в опущенных уголках рта – горечь о жизни, какая могла бы сложиться, но – не состоялась…

Альба посмотрела мне в глаза, и в них я увидел такую тоску – по жизни, по людям, по общению, что у меня защемило сердце. И мне вдруг захотелось подойти к ней, погладить по волосам, утешить… И она этот импульс уловила: прикусила губу, опустила наполнившиеся слезами глаза… И сказала через минуту глухим голосом:

– Ты и представить себе не можешь, Дронов, что способна понатворить женщина, которую никто никогда не любил… Никто и никогда. Кроме родителей.

Да и от них… Папина установка: «Стань великой». На стенах спальни – портреты Марии Жюлио Кюри и Софьи Ковалевской. Мамина установка: «Будь жесткой. Не дай себя обмануть». Мужчинам, естественно. И ни папа, ни мама не сказали: «Будь счастливой». Наверное, сами не знали как. Ты знаешь?

– Да. С-часть-е – это когда ты часть кого-то. И кто-то часть тебя. Жить другим и для другого. Отдавать все и ничего не требовать взамен. И всего – желать. Вот и вся премудрость.

– А мои родители… Они, наверное, ничего не ведали – о счастье… Папа был доктором технических наук и всю жизнь мучился комплексом неполноценности оттого, что не сделался Фарадеем или Ньютоном. Мама… Она всю жизнь боялась быть обманутой, потому что… до того, как вышла за папу замуж, ее обманывали и бросали бессчетно… И она – всю жизнь боялась и ждала – когда и он ее бросит… И чувствовала даже некоторое разочарование, когда этого не происходило… И чтобы не стать брошенной и преданной, сама пыталась уйти несколько раз… И все это я понимаю теперь, а тогда – я в этом жила и переживала, и боялась, что папа и мама разойдутся, а меня сдадут в детский дом и я останусь одна, среди чужих и незнакомых… Или они умрут, и я снова – одна… Одна…