Дорога без следов - читать онлайн книгу. Автор: Василий Веденеев cтр.№ 35

— Я тебе обещал, что разберемся, — напомнил Кривошеин. — Худо стало, как самого за штаны потянули?

— Худо, — заискивающе и жалко улыбнулся Первухин. Он готов был сейчас соглашаться с кем и с чем угодно, лишь бы не последовало определенных оргвыводов, не то и его скоро будут ждать внизу люди и машина.

— Вот видишь, как другим круто приходится? Может, теперь народ начнешь хоть немного понимать, — усмехнулся Сергей Иванович. — Где сейчас Сомпольский? У себя? Звони, попросил зайти.

— А что я ему, собственно?.. — положив руку на телефон, беспомощно заморгал Первухин.

— Размазня, — рассердился Кривошеин. — Скажи, что лаборантку новую подобрал. Давай, звони, время идет. Потом мне его личное дело дашь…

Сомпольский пришел минут через пять. Небрежно кивнув Кривошеину, он уважительно поздоровался за руку с Первухиным и, поглядев внимательнее в его лицо, встревоженно спросил:

— Как вы себя чувствуете, не заболели?

Сергей Иванович оглядел инженера. Ничего примечательного, лет под шестьдесят, прилично одетый. Зачем он связался с немцами? Ненавидит советскую власть? Или пожадничал, а может, нацистские спецслужбы просто поймали его старых грешках? Выясним, теперь никуда не денется.

— Присядьте, Савелий Борисович, — предложил он инженеру. — Давайте поговорим.

— Давайте, — легко согласился тот и поискал глазами, куда присесть, но свободных стульев не было.

— Хотя нет, — поднялся Кривошеин и взял фуражку. — Поехали лучше ко мне, там и поговорим. А то здесь и присесть-то не на что.

— Понятно, — протянул Сомпольский. Достал платок и высморкался. — Оружия у меня нет, яду тоже, но вы что-то припозднились. Я ждал раньше, когда Геннадий пропал.

— Мы и так вовремя, — насупился Кривошеий. — Я полагаю, у нас не возникнет недоразумений?

— Зачем же, — криво усмехнулся инженер, — проигрывать надо тоже уметь, а я знал, на что шел. Теперь придется все как на духу, раз уж вы до меня докопались. Прощайте, — поклонился он Первухину.

Тот дернулся, как от удара, и отвернулся к окну, уставившись на чумазый маневровый паровоз, тащивший по заводской узкоколейке платформы с металлоломом, словно в настоящий момент это являлось для него самым важным в жизни и требовало пристального внимания.

— Дело сам привезешь, — открывая перед инженером дверь, напомнил Сергей Иванович. — И чтобы разговоров тут не было! Потому я один зашел. Ясно?

Хлопнула дверь, проскрипели по коридору сапоги начальника отдела контрразведки и простучали каблуки Сомпольского, все затихло, а Первухин все смотрел и смотрел в окно. Маневровый паровоз давно утащил платформы, раз или два звонил телефон на столе, и он никак не мог выйти из транса.

Докопался неугомонный Кривошеин, до всего докопался — до шпиона, до приставаний к лаборантке, до рапорта. Хотя зачем лгать самому себе: это был тривиальный донос, в том числе из ревности. Но что же теперь контрразведка с ним сделает? Что?

* * *

Навестить Тоню, работавшую в госпитале, Кривошеин выбрался только через несколько дней. Сомпольский не обманул: он рассказывал все, действительно, как на духу, выторговывая себе жизнь.

История оказалась простой и в то же время страшной. Раненый связник оказался двоюродным братом Сомпольского, во время Первой мировой войны попавшим в немецкий плен и там давшим согласие сотрудничать с немецкой военной разведкой. Вернувшись после заключения мира в Россию, он вступил в Добровольческую армию, воевал на юге, потом сумел добыть себе новые документы и скрыться, устроившись на жительство в Харькове, ставшем столицей Советской Украины.

Однако прошлое не давало покоя, и Геннадий Сомпольский переехал в Ленинград, потом в Свердловск. Откуда наведался к брату, давно потерявшему его из вида. Обнялись, поговорили.

Савелий Борисович ни в каких партиях не состоял, в белых армиях не воевал, с гражданской администрацией адмирала Колчака не сотрудничал и до революции не имел ни грехов ни заслуг — просто-таки круглый со всех сторон человек и всем удобный, исповедывавший вечные обывательские принципы «не высовываться». Жил одиноко, по-провинциальному донжуанствовал, заводя необязательные романы и с легкостью расставаясь с подругами, чтобы сменить их на новых.

Советская власть его уплотнила, и от этого он жестоко страдал, не имея возможности чувствовать себя в квартире полным хозяином. Солгав соседям, что зашел сослуживец, он долго слушал одиссею кузена, крутя головой и сочувственно кивая при рассказах о мытарствах, выпавших на долю Геннадия.

За разговорами выпили пару бутылок вина, спать легли поздно, но и ночью курили и разговаривали. Родственность оказалась в Савелии Борисовиче крепка, опять же не кто-нибудь, а кузен пожаловал, и надо ему помочь чем можно. Вот только как и чем?

К удивлению Савелия, кузен помощи не просил, а сам наставлял, как инженеру себя вести с новыми хозяевами — не перечить, упаси господь вредить чем бы то ни было, не собирать подозрительных компаний, выбиваться в люди доверенные, пользующиеся авторитетом. Геннадий был старше, много повидал, и Сомпольский прислушивался к его советам. Попросив ссудить деньгами, кузен исчез, чтобы снова объявиться только через пять лет.

За это время Савелий Борисович каким-то дуриком успел жениться, переехал к супруге в ее домик на окраине, с садом и огородом, потихоньку начав погружаться в сонную одурь хозяйственных забот. То солили на зиму огурцы и квасили капусту, то собирали яблоки, то занимались огородом: НЭП кончился, жили голодновато и волей-неволей приходилось постоянно думать о хлебе насущном. На службе его положение стало весьма прочным — он охотно брал сверхурочную работу, не вступал в споры с выдвиженцами и аккуратно посещал открытые собрания. Многие считали его человеком недалеким, но вполне благопристойным, заслуживающим доверия.

— Жируешь, — хмыкнул Геннадий, осматривая хозяйство двоюродного брата.

— Есть хочется, — насупился Савелий.

Годы прошли, растаял потихоньку задор молодости, и стала все чаще одолевать грустная печаль по прошлому, когда он жил безбедно и не думал со страхом о завтрашнем дне. И разве о такой супруге мечтал он? Купчиха-кулачиха, нечто среднее между Кабанихой и Салтычихой, да еще из себя как комод-бегемот. И угораздил же Господь!

Куда девались ее девичья стройность и завлекательные формы, заросшие плотным жирком? Детей Бог не дал, так и коптят небо, туго набивая утробу и выпивая для аппетиту по лафитничку полынной водки перед ужином. Мерзость! А жена еще, оказывается, умеет храпеть и браниться.

На службе только молчи и молчи, даже когда видишь, какие глупости делают в цехах. Но эта позиция нравилась Сомпольскому — сам вроде бы не навредил ничем, а действовал по пословице: слово — серебро, молчание — золото. Зато потом можно вдоволь позлорадствовать в душе над неумехами. Правда, огорчает, что учатся они слишком быстро и делают заметные успехи, но да уж…