Шестой прокуратор Иудеи - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Паутов cтр.№ 6

– Повелитель, но я не могу уйти просто так!

– В чём дело? – мои брови удивлённо полезли вверх. Я строго взглянул на своего только что принятого на службу соглядатая. – Ты хочешь получить деньги за ещё не проделанную работу?

– Ты ошибаешься, игемон! – ответил Иуда, нагловато ухмыляясь. – Моя работа уже сделана и вот результаты! – кивнул он сначала на пять мёртвых тел, распростёртых на земле, а затем, указав рукой в сторону дороги, добавил, – а вон и следующие поспевают!

Я посмотрел в указанном направлении и увидел, как мои воины тащат на верёвках связанных пленников.

– Тот, высокий в чёрной накидке, Захария! – тихо проговорил Иуда.

Мне не оставалось ничего другого, как заплатить ему обещанное вознаграждение. Кошелёк, наполненный золотыми римскими монетами, перекочевал в руки Иуды. Он быстро прикрепил его себе на пояс, но уходить не собирался.

– Что ещё? – недовольно спросил я, поняв, что мой соглядатай опять хочет о чём-то попросить.

– Игемон, мне нельзя так просто уйти. Никто не поверит, что смог я от вас убежать. Нужна какая-то веская причина для того, чтобы вы меня отпустили. Надо что-то придумать, – сказал Иуда. Он мучился сомнениями и страхом, и это было вполне естественно. Казнить соплеменников, а самому потом не оказаться в придорожной канаве с перерезанным горлом, – об этом действительно стоило серьёзно подумать. Иуда прекрасно понимал, что ему грозит, если кто-то узнает о его преступлении.

– Понял! Тебе, сын Рувима, нужно доказательство непричастности ко всему произошедшему? Правильно мыслишь, иудей! Ну, что ж, мне придётся лично обеспечить твоё алиби. Сделаем так, что ты будешь выглядеть пострадавшим от жестоких римлян.

После этих слов я подошёл к не подозревавшему ничего Иуде и, схватив того за правое запястье, положил его руку на ствол поваленного дерева. Он совсем не сопротивлялся.

– А ну-ка, растопырь пальцы! Пошире, пошире! – потребовал я от Иуды. Он обвёл всех стоявших рядом римских воинов недоуменным взглядом, совершенно не понимая, чего от него хотят, но, тем не менее, быстро выполнил мой приказ. Далее всё произошло настолько быстро, что он даже не успел испугаться, ибо стоял как заворожённый, наблюдая за моими действиями. Я же, тем временем, мгновенно выхватил из ножен меч, лезвие которого хищно блеснуло на солнце. Взмах мой был неуловим, а удар резок и точен.

– Вот твоё алиби, Иуда из Кериота!

От внезапной боли, которая вывела его из оцепенения, Иуда взвыл противным тонким голосом. Он завертелся на месте волчком, в испуге схватился за голову и, размазывая по волосам кровь, безоглядно бросился бежать, не разбирая дороги, прямо через колючие кусты дикого тёрна. Уже несколько секунд спустя все забыли об Иуде, и ничто на поляне не напоминало о нём, кроме двух отрубленных на его руке пальцев – большом и указательном, оставшихся на стволе поваленного дерева.

* * *

Был поздний вечер. Я сидел на балконе и ожидал доклада. Воспоминания о давно ушедших днях занимали мои мысли, когда в зал с факелом в руке вошёл центурион Савл. Тихо подойдя ко мне, он остановился.

– Что там Савл? – спросил я своего помощника.

– Искариот, покинув дворцовый сад, прошел по переулкам города и остановился у дома первосвященника иерусалимского Храма, – коротко доложил Савл.

– Это всё?

– Прежде чем постучать в ворота, он, не желая быть случайно узнанным кем-нибудь, накинул на голову капюшон. Видимо, его ждали, потому как сразу же в саду забегали многочисленные слуги и рабы. Через некоторое время из дальней калитки вышел небольшой отряд, человек в пятнадцать-двадцать, который направился…

– Хорошо, Савл, я понял!

Куда направился тот отряд, мне и без дальнейшего доклада было понятно.

– Значит, дело обстоит так! Сегодня ночью проповедника из Капернаума схватят слуги первосвященника и храмовая охрана, – сделал я окончательный вывод. Мне ли было не знать планов главного иудейского жреца, чтобы не догадаться, для чего и за кем Каиафа послал в ночь всю свою храмовую стражу. Савл кивнул мне в ответ, соглашаясь с моими словами. Он постоял недолго, ожидая дальнейших приказаний, но, видя, что мои мысли заняты совершенно другим, тихо покинул зал, оставив меня одного.

«Что, ж! Это их дело, – раздумывал я, выйдя на дворцовую террасу и прохаживаясь по ней. – Мне вмешиваться в эти интриги непристойно. Однако главный свидетель у Каиафы в лице тайного моего соглядатая теперь, стало быть, есть! Посмотрим, выставит ли первосвященник его на суд, и станет ли тот давать показания? Да, не думал, что Каиафа будет так стремительно действовать. Но какую же роль первосвященник отводит мне? Неужели он рассчитывает моими руками совершить задуманное им? Не так, однако, глуп, этот Иосиф Каиафа! Но, хитёр, ох и хитёр же первосвященник и тесть его Ханан! Ведь они вместе, кажется, ещё года три назад пытались склонить меня на свою сторону, получить поддержку и… Стоп, стоп, стоп! А, когда же я впервые услышал о нищем проповеднике из Капернаума? – невольно пришёл мне в голову вполне естественный вопрос. Я ненадолго задумался, считая про себя годы своего пребывания здесь в должности прокуратора. – Ну, правильно! Три года назад. Надо же, какое совпадение!?»

Приезд первосвященника ко мне и поступление накануне первых сведений из Галилеи от моего соглядатая Искариота, который следовал за проповедником повсюду, ибо считался одним из самых его любимых и верных учеников, совпадали по времени. И это было удивительно. Ведь события те оказались фатальными, ибо имели двоякое значение лично для меня. Будучи, с одной стороны, вполне обычными, даже обыденными, так как являлись моей будничной работой, они в итоге перевернули жизнь и развернули судьбу не только мою, но ещё очень и очень многих людей. Только вот об этом станет известно по прошествии не одного десятка лет. А тогда, три года назад…

* * *

Шёл 784 год от основания Рима. Уже остался в прошлом праздник весеннего равноденствия, считавшийся у иудеев началом нового года. Наступило лето. Начало июня выдалось сухим и жарким. Жизнь бурным и неукротимым потоком катила дни и недели, хорошие и плохие, по просторам земли Палестины, оставляя следом за собой разные события. Для одних людей они были знаменательные и приятные в последующих потом воспоминаниях, для других же, наоборот, трагичные и тяжёлые, оставляющие кровоточащие незаживающие раны в их сердцах.

Для меня тот год оказался на редкость неудачным: бурные ссоры с местным духовенством, требовавшим для себя особого положения, бесконечные бунты и мятежи, раздиравшие Иудею на части. Решению этих проблем приходилось посвящать много времени. Мои воины измучались, усмиряя мелкие выступления всякой черни. Вот, собственно говоря, чем вынужден был заниматься прокуратор.

В тот день, когда неожиданно прибыл первосвященник, я как всегда разбирал многочисленные жалобы торговцев, крестьян, пастухов, ремесленников и прочих плебеев на убытки и разоры, якобы чинимые им моими воинами. Мне было прекрасно известно, что все эти письма являются результатами давнишней моей вражды с главным жрецом иерусалимского Храма. Первосвященник всегда старался использовать любую возможность, дабы показать недовольство народа мной, римским прокуратором, как верховным правителем Иудеи. Я прекрасно понимал всю хитрость и изворотливость своего противника, так как в секретных сообщениях мои многочисленные соглядатаи доносили, что первосвященник Каиафа и некоторые члены Синедриона часто ругали римскую власть. Не трудно было догадаться, что именно они тайно подстрекали иудеев на бунты и мятежи, не жалея на подкуп золота и серебра, но, к сожалению, у меня не было достаточно улик и доказательств, дабы предъявить обвинения главному жрецу и сместить его с должности. Заговорщики и бунтовщики сильно досаждали власти, ведь они не давали возможности крестьянам нормально работать в поле и собирать богатый урожай, грабили их дома, угоняли скот, а всё это не могло не сказаться на налогах. Поначалу меня эти внутренние проблемы особо не волновали.