«Вольво» пролетел по Ленинградскому шоссе, свернул вправо и
запетлял по улочкам и переулкам. Район метро «Аэропорт» украшали отличные дома
из светлого кирпича. Здесь, на улицах Усиевича и Черняховского, живет
творческая интеллигенция, элита российской культуры – писатели, актеры,
композиторы. Цены в магазинах тут выше, Ленинградский рынок самый дорогой, а
супермаркеты роятся на небольшом пятачке, словно пчелы. Весьма странное место
для проживания запойного алкоголика, работавшего в морге санитаром. Да и дом,
возле которого я притормозила, выглядел весьма богато – многоэтажная кирпичная
башня, на двери домофон.
Потыкав пальцем в кнопки и не услышав ответа, я дождалась,
пока кто-то из жильцов открыл дверь ключом.
В нужную квартиру трезвонила так долго, что распахнулась
дверь соседней квартиры, и милая женщина неопределенного возраста вежливо
сказала:
– И звините, пожалуйста, у Филонова никого нет дома. Павел,
очевидно, на работе. Если хотите, можете написать записку.
Тронутая столь редкой в наше время любезностью, я вошла в
просторный холл и спросила:
– Не знаете, он один живет?
– Сейчас да, – спокойно ответила соседка, – один-одинешенек,
как перст. Впрочем, ему грех пенять на судьбу. Павел своими руками уничтожил
собственное счастье. А зачем он вам?
Я вытащила из сумочки французский паспорт, показала его даме
и спела вдохновенную историю.
Значит, так. Мои предки, эмигранты первой волны, бежали в
конце 1917 года, опасаясь красного террора. Я никогда не видела Россию. Но
сейчас времена изменились, и мне хочется иметь квартиру в Москве. Вот в
агентстве дали адрес Филонова, вроде он желал сменить жилплощадь. Созвонились,
договорились, приехала, а его нет!
По моим наблюдениям, при виде документа, выданного властями
Франции, москвичи сразу становятся удивительно любезными. Очевидно, преклонение
перед иностранцами у нас в крови. Приятная дама не стала исключением. Всплеснув
руками, она сказала:
– Ну надо же, а я специалист по театру Франции, только мой
французский, скорей всего, покажется вам корявым.
– Что вы, – улыбнулась я, и мы перешли на язык Бальзака и
Золя.
Обсудив новые постановки «Комеди Франсез», Бежара и Мориса
Винера, хозяйка вздохнула и сказала по-русски:
– Простите, не представилась, Елизавета Корниловна, можно
просто Лиза. – И без всякой паузы добавила: – Только знаете, уж извините за
совет, но вы человек в нашей действительности неопытный, живо облапошат.
– Кто?
– Да все, – вздохнула Лиза, – и агентство, и Филонов. Не
покупайте у него жилплощадь, лучше поищите другой вариант.
– Почему?
Елизавета Корниловна побарабанила красивыми пальцами по скатерти.
– Наверное, в агентстве сказали, что Павел проживает в
огромной квартире совершенно один. А продает потому, что холостяку четыре
комнаты ни к чему?
– И менно, – закивала я головой, – точь-в-точь такими
словами.
Лиза слегка покраснела и с небольшим усилием продолжила: –
Неправда. Тут еще прописан его младший брат. Он просто живет у своей жены. Если
согласитесь на сделку, она может быть опротестована в суде. А Павлу с его
привычками все равно, лишь бы деньги на водку были.
– Он алкоголик?
Хозяйка покраснела еще сильней и кивнула:
– Запойный. Господи, сколько он горя своим родителям принес.
– Они не употребляли? – решила я выжать из словоохотливой
дамы все.
– Что вы, – замахала руками Лиза, – мы полжизни рядом
прожили. Его отец был крупнейшим хирургом. Доктор наук, светило, а мать была
известна как отличный гинеколог, «бархатные руки». А Пашка получился совершенно
отвратительным. Знаете, его выгнали почти из всех учебных заведений. В восьмом
классе родители были вынуждены перевести сына в школу рабочей молодежи и
устроить санитаром в больницу.
До этого Павлик всего лишь не хотел учиться, прогуливал
занятия, грубил учителям, избивал одноклассников, но в больнице он начал пить.
К десятому классу Филонов превратился в алкоголика. Отец и
мать, решив не сдаваться, пристроили сына в Первый медицинский институт. Там он
проскрипел до летней сессии. Но даже глубокое уважение, которое ректор
испытывал к родителям Филонова, не помогло. Павла с треском выгнали.
Любящие папенька и маменька отвели его во второй мед, следом
в третий, а в конце концов в Военно-медицинскую академию. На этом учебные
заведения, на которые распространялись связи старших Филоновых, кончились.
Тогда сосед по дому, скульптор, посоветовал отправить мальчишку в художественное
училище, где готовили гримеров и парикмахеров. Неожиданно дело пошло.
Павел увлекся учебой и даже стал меньше пить. Родители в
полной эйфории рассказывали всем о таланте сыночка. Павлику удалось закончить
ПТУ и получить аттестат.
Тут с отцом случился сердечный приступ, и он скончался. Жена
пережила его всего на полгода.
– Вовремя умерли, – вздыхала Лиза, – всего позора не
увидели.
И верно, родителям, наверное, повезло. Потому что крутой
спуск вниз по социальной лестнице сын совершал уже без них.
– Ведь он талантлив, – удивлялась соседка, – знаете, один
раз меня пригласили во французское посольство на прием. Я оделась, накрасилась,
а тут Паша заходит: «Дай денег». Он вечно у всех стрелял.
Филонов увидел принарядившуюся соседку и захихикал:
– Куда собралась?
Лиза поправила перед зеркальцем прическу и спросила:
– Нравится? Во французское посольство.
– Да уж, – хмыкнул Павел, – красота – это страшная сила. иди
быстро в ванную.
– Зачем? – попробовала сопротивляться женщина.
– Давай, давай, – велел друг детства, – сделаю из тебя
человека.
Почти час он колдовал над лицом и волосами, потом подвел
Лизу к зеркалу. Женщина онемела. Непостижимым образом она похорошела и
помолодела лет на десять.
– Как ты такое делаешь? – только и сумела вымолвить Лиза.
– Секрет фирмы, – прищурился Филонов.
Женщина не удержалась и рассказала соседкам об удивительном
умении.
– Да если б захотел, – вздыхала Елизавета Корниловна, –
разом отличную клиентуру получил бы. Наши бабы просто ломились к нему в дверь.