Зимний Туман - друг шайенов - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Костюченко cтр.№ 43

Когда он проснулся, в сером небе над холмами уже протянулись огненные полосы рассвета. Кони шли шагом, и попутчики Гончара еще спали, скрестив руки на передней луке и безвольно раскачиваясь в седле.

Он проехал в голову колонны, догнав князя.

— Я даже не успел вас поблагодарить, — начал Степан.

— Не стоит.

— Кажется, я должен объясниться.

— Ничего вы не должны. — Салтыков выбил трубку о каблук и спрятал ее в карман. — Просто скажите, как вас теперь называть. Хотите остаться Такером — Бога ради, оставайтесь.

— Мое имя — Степан Гончар. Я русский. Из Петербурга. Попал в Америку четыре года назад. Вот и все, что я могу о себе рассказать. Теперь о деле. Дочь профессора Фарбера никто не похищал. Она сама уехала с моими друзьями, шайенами, чтобы помочь мне, когда я лежал раненый в индейском поселке. На обратном пути, видимо, шайены, которые ее провожали, наткнулись на карателей. Сейчас Мелиссу прячут где-то в горах. Я примерно знаю где. Туда и отправлюсь. Один. Меня они знают, а вас — нет. И любой отряд, который приблизится к ним, заставит их сменить укрытие.

— Коротко и ясно, — проговорил Салтыков. — Вы инженер? Впрочем, неважно. Наверно, любой русский человек, прожив четыре года среди американцев, начинает выражаться коротко и ясно. Воля ваша, отправляйтесь, куда считаете нужным. Если здоровье позволит. Но я бы все-таки хотел вам помочь. Земляки тут встречаются не так часто. Где вы жили в Петербурге?

— Угол Садовой и Гороховой.

— Так мы еще и соседи. Мой петербуржский дом — на Большой Подьяческой. Правда, я давненько там не был. Уже и забыл, каково это — жить в большом городе.

— Из-за экспедиции?

— О, из-за сотни различных обстоятельств. Я покинул столицу в семьдесят втором году, когда перевелся в Амурское казачье войско. И с тех пор не бывал в городах крупнее, скажем, Хабаровска или Николаевска.

Князь придержал коня.

— Как вам нравится это место? Остановимся здесь?

— Можно и здесь. Только я…

— Ну уж нет, — перебил его Салтыков. — Воля ваша, можете путешествовать в гордом одиночестве. Но сначала надо осмотреть ваши раны, наложить повязки. Да и подкрепиться перед дорогой не помешает.

Пока Домбровский осматривал и смазывал жгучей жидкостью спину Гончара, казаки сгрудились вокруг, обсуждая картину, представшую их взору.

— Эк расписало-то! Чистый ковер!

— Да, брат, наградил тебя Бог дубленой шкурой. Молотили от души. У любого бы кожа до кости полопалась, а тут, глянь, только ссадины остались!

— Палкой кожу не порвешь, шомполами надо было.

— Да сквозь строй, чтобы без роздыху.

— Ну, знатоки, — протянул Домбровский. — Когда сами копченым попадетесь, тогда и учите их. Будут вам и шомпола, и сквозь строй, и розга, и шпицрутен.

— Налюбовались? — Гончар повернулся к казакам. — Могу одеваться?

Казаки, посмеиваясь, разошлись. Он снова натянул гимнастерку на голое тело и поежился.

— Что, жжется? — Домбровский заткнул фляжку. — Ничего. Рану водкой не испортишь. А где это вас так разрисовали? Видел я в Нерчинске одного морячка. Над его спиной, как он рассказывал, дикари трудились два дня, не смыкая глаз. Он, бедолага, извелся весь, пытаясь разглядеть рисунок.

Гончар не удержался от вопроса:

— В Нерчинске? Что вы там делали?

Для него это название всегда было каким-то образом связано с каторгой. Нерчинский рудник. В горах Акатуя. Бродяга Байкал переехал…

— Был проездом. А что?

— Ничего. Просто всегда немного завидую людям, которые побывали там, где не бывал я. Даже если речь идет о каторге.

Домбровский спрятал фляжку в подсумок, отстегнул от седла скатанное одеяло и расстелил его на траве.

— Надо отлежаться, — сказал он, садясь и стягивая сапоги. — Хотя бы часок. И вам рекомендую настоятельно. Переход будет долгим. А что до каторги… Я, милостивый государь, прошел всю Российскую империю, от Польши до Аляски. Как говорится, повидал свет. И что же? Всюду, если разобраться, одно и то же. Нерчинск. Всюду — Нерчинск. Всюду — божественные красоты природы. И человеческое ничтожество. Тупость начальства и подлость раба. Всюду Нерчинск.

Домбровский сладко зевнул и растянулся на одеяле.

— Не теряйте время, Такер. Поваляйтесь на травке, пока судьба дарит вам такую возможность. Через час — завтрак, а потом снова — по коням, и вперед.

Он сложил руки под головой, закрыл глаза и через минуту уже безмятежно посапывал, погрузившись в глубокий сон.

Князь Салтыков присел рядом, вытирая полотенцем мокрое лицо и шею.

— Не хотите искупаться в речке? Вода мутная, но все же — вода.

Степана тянуло прилечь, подобно Домбровскому, но он не мог этого сделать из-за горящей спины. "Не надо было ничем мазать, — с досадой подумал он. — Все бы зажило само собой. От лечения только мучения". Усмехнувшись невольной рифме, он, кряхтя и поеживаясь, все-таки устроился на траве — полулежа, подперев голову кулаком.

— Вот так всю жизнь, — философски заметил Салтыков. — То бешеная скачка, то сон под открытым небом. И нескончаемая дорога. А знаете, ведь я сразу заподозрил в вас соотечественника.

— Чем же я себя выдал? Произношением?

— Отчасти. Впрочем, тут все говорят на каком-то дикарском наречии. Колониальный диалект великого английского языка.

— Кстати, вы-то как раз этим не страдаете. Даже странно. Я всегда думал, что у русских аристократов родной язык — французский.

— Ну, батенька, это вы сочинений графа Толстого начитались. Ныне на французском обожают изъясняться новые русские классы — купечество да промышленники. А высшее общество излечилось от галломании аккурат в двенадцатом году. Точнее сказать, в пятнадцатом, после экскурсии в Париж. Как увидели своими глазами все прелести республиканской Франции. Нет, с тех пор главный язык Европы — английский. И Европы, и всего мира.

— И все-таки чем же я себя выдал?

— Да ничем. Но лицо… Мы с Домбровским сразу вспомнили недавнюю историю в Николаевске. Она прогремела как раз накануне нашего отплытия. Из Петербурга пришла депеша с приказом задержать одного вполне благопристойного господина. Да опоздала, он уже отбыл за океан. Оказалось, беглый кассир. Его портрет три дня украшал все газеты Амурского края.

— Что, он так похож на меня?

— Сходство поразительное. Но только внешнее. Ведь вы живете в глуши. А беглые кассиры оседают в больших городах. Потому что только там они могут тратить краденые деньги. Скоро Америка станет самой богатой страной мира. Потому что все воры бегут сюда.

— Ну, не только воры, — возразил Гончар.

— Если вы о политических, то они, на мой взгляд, не слишком сильно отличаются от беглых кассиров. Надеюсь, вы не из этой братии?