Стреляешь в брата — убиваешь себя - читать онлайн книгу. Автор: Максим Михайлов cтр.№ 27

— Может быть… — задумчиво повторил Дракула, откинув голову назад и глядя на плывущее по лазурному небу одинокое белое облако.

Контратаковать сербы так и не решились, ближе к вечеру в притихшее в ожидании грядущего кошмара село вошел первый батальон. Гулко цокали по брусчатке застывших в ужасе улиц подкованные ботинки, рычали моторами грузовики, ревела немногочисленная броня. Запыленные измученные долгой дорогой бойцы сноровисто оборудовали несколько бункеров на окраине села, расставили в них пулеметы, выставили караулы. А к вечеру началось… Село запылало сразу с трех концов…

Трое русских еще с вечера выехали на «мозготрясе» на луговину к изогнутой мостушке, решив переночевать там. Отдыхать в эту ночь в селе было невозможно, с наступлением темноты, будто черным занавесом отрезавшей победителей и побежденных от всего остального мира с его законами и моралью началось кровавое празднество. Не успевшие или не сумевшие бежать жители села на своей шкуре должны были прочувствовать всю ярость и боль хорватских мстителей, многие из которых потеряли в этой войне родных и близких и неважно, что местные крестьяне никак не могли быть непосредственными виновниками этих потерь, достаточно было одной национальности. Наемники по опыту знали, что дикая вакханалия в селе будет продолжаться до самого утра, сербов будут убивать и насиловать с садистским сладострастием, из мести, по политическим соображениям, просто для забавы… Участвовать в этом они не хотели, потому погрузив прихваченную в местном трактире хозяйственным Петровичем ракию и съестные припасы отбыли на своем грузовике на природу, подальше от традиционного ночного действа, что уже начинало разыгрываться в деревне. Конечно, полностью гарантировать себе покой и мирный отдых они все равно не могли, даже сюда долетали со стороны села выстрелы, истошные вопли истязаемых сербов и смрадный дым пожаров, в который нет-нет да вплеталась сладковатая нотка горелой человечины. Зато, хоть глаза не видят. Знать и видеть самому все же разные вещи, как сформулировал как-то под настроение увлекающийся практической психологией Петрович. Их «шимпанзята» тоже развлекались где-то там в этой репетиции ада на земле, запрещать им подобное было просто бессмысленно, так что единственное, чего неукоснительно требовал от подчиненных Роман, было четкое правило, с восходом солнца ты должен быть трезв и готов к выполнению любых приказов.

На мосту они наткнулись на приколотый вилами к ограждению труп того самого сержанта с которым беседовали утром. Его огромное мощное тело было в нескольких местах прострелено пулями, а добивали гиганта, похоже, уже в рукопашную — штыками. Потом уже мертвого прикололи к перилам.

— Снять его, что ли… — задумчиво протянул Петрович. — А то как-то не по-человечески выходит… Только утром стояли здесь, разговаривали…

— Уж больно ты нежным стал, старый, — недовольно буркнул Роман. — Сам же говорил, всех не пожалеешь… А мертвому так и вовсе все равно в гробу лежать, или вот так на перилах болтаться, мертвецы они народ покладистый…

— Мертвые не кусаются, — неприятным скрипучим голосом произнес Дракула. — Я проверял…

Роман с Петровичем с недоумением оглянулись на него, и лишь заметив скользнувшую по невозмутимому лицу волгоградца тень улыбки, сообразили, что это была попытка пошутить. Роман неопределенно качнул головой, а Петрович, хлопнув Дракулу по плечу, коротко посоветовал:

— Ты бы лучше и дальше молчал, паря… А то от твоего юмора у меня мороз по коже…

Вечером, глядя на яркие балканские звезды, пили трофейную сливовицу, закусывая, захваченным в том же баре окороком, пластали его огромными кусками, ели жадно чавкая и торопливо давясь. Насытившись и придя в благодушное расположение духа, неторопливо курили едко дымящие местные сигареты, неспешно перекидываясь расслабленными ленивыми фразами.

— Хорошо, — проникновенно улыбался в свете костра Петрович. — Вот это и есть жизнь. Вы пока молодые еще не понимаете, не можете понять. Это настоящая жизнь: ночь, костер, запах оружейной смазки и пороха, верные друзья рядом… И свобода, свобода от всех и от всего. Это жизнь! Это, а вовсе не душные переполненные интригами офисы с их мелочными подставами и мышиной возней, не пропахшие смогом города превращающие своих жителей в мелких и тщедушных рабов… Да что я вам, говорю, все равно не поймете, не оцените… Только с возрастом… Господи, как хорошо…

— Ага, — поддержал его Роман. — Еще бабу бы…

Петрович искоса бросил на него неприязненный взгляд.

— В чем проблема, командир? В селе еще наверняка осталась хоть парочка живых, вечер только начался…

— Да нет, — досадливо отмахнулся Роман. — Не для этого бабу… То есть для этого, но… Блин, не знаю, как сказать… Для этого конечно, но как бы не только для этого… Тьфу, совсем запутался!

— Да, действительно, что-то ты гонишь, командир…

— Да не гоню, просто не знаю, как правильно объяснить. Вобщем знаете, такую бабу, с которой можно было бы поговорить, всем поделиться, которая бы поняла и простила за все. Понимаешь даже за то, чего ты сам себе простить не можешь. Такую, чтобы в ее глазах всегда хотелось выглядеть круто. Ну чтобы знал, что тебя любят и тобой восхищаются. И сам чтобы любил…

— Эк ты загнул, командир! — фыркнул Петрович. — Не бывает таких баб. Может раньше и были, а сейчас нет больше. Всё, выродились. Так что не парься!

— Да ладно, знаем, что ты старый женоненавистник, так хоть нас в свою веру не перетягивай! Ишь, не бывает!

— Бабы они нам на погибель созданы, — со вкусом смакуя фразу, выговорил Петрович. — Вот тебе, например, Влад нужна баба? Ну не просто чтобы трахнуть, а такая, о какой командир размечтался?

Дракула, задумчиво глядевший на звезды, ответил не сразу.

— Я люблю свою винтовку, — наконец произнес он. — За последние три года она меня много раз спасала и никогда не подводила. Ни одна женщина на это не способна, так за что же их любить?

— Ладно, философы! Давайте спать устраиваться, поздно уже, — подвел итог дискуссии Роман.

Через полчаса он и Петрович мирно спали, завернувшись в серые армейские одеяла, и только Дракула все так же пристально смотрел в усыпанное звездами небо, слушая долетающие из села крики, кто знает, что он там видел…

Сознание вернулось как-то рывком, будто он разом вынырнул из темноты холодной морской пучины под яркое залитое солнечным светом небо, прорвав тонкую пленку поверхностного натяжения воды, словно невидимую границу между противоположными мирами. Перехода от забытья к яви не было совсем, просто в какой-то момент он осознал, что больше не плавает в черной пустоте небытия, а мыслит и чувствует, существует в реальном мире. В глаза бил настойчивый солнечный луч, вспыхивая яркими багровыми звездами под закрытыми веками, беспокоя и причиняя режущую боль, как ни странно исстрадавшемуся от полного отсутствия ощущений телу эта боль была даже приятна. Для того чтобы открыть глаза понадобилось сделать над собой нешуточное усилие. Разрывая мягкие, но настойчивые узы ставшей уже привычной неподвижности, выплывая из блаженной нирваны обратно в реальный мир, он собирал в кулак всю свою решимость и волю, чтобы не скатиться обратно в манящую ледяным холодом и вечным покоем пустоту. Там было так хорошо и тихо, там не надо было ничего делать, никуда идти, ни о чем думать… Там был покой, покой и свобода… И теперь достаточно было лишь на секунду расслабиться, перестать думать и он снова вернется туда. Обратно. В благословенную тишину… Теперь уже навсегда… Ему вдруг отчаянно захотелось этого, но какая-то смутная мысль, зудящая беспокойным комаром на самом краю уплывающего в космос сознания, которую все никак не удавалось поймать за хвост и додумать до конца, мешала вновь слиться с бесконечностью. Лишала покоя… Еще несколько секунд он боролся с собой балансируя на тонкой границе бытия, а потом жизнь все-таки победила, и преодолевая апатию и слабость, он решительно приказал себе открыть глаза.