Дикие нравы - читать онлайн книгу. Автор: Максим Михайлов cтр.№ 17

— Щас! Сначала пенсию и квартиру, за бесцельно потраченные годы!

— Вот как? Тогда терпи и не жалуйся.

— Нравится тебе в армии? — хитро подмигнув, задал традиционный вопрос Виталик.

— Нравится, отвяжись!

— А что тебе больше всего нравится? — не отставал второй начлаб.

— Чуткие, отзывчивые люди вокруг! — буркнул Максим, делая вид, что внезапно увидел кого-то, с кем срочно должен переговорить, и отходя от радостно гогочущих ему вслед товарищей. Бушевавшая внутри иррациональная злость срочно требовала выхода, и он боялся наговорить совершенно невиноватым в происходящем друзьям гадостей. «В отпуск тебе пора, дядя Максим. В отпуск… Что-то ты слишком бурно начал на все реагировать. Накопилась, похоже, усталость, делает свое дело». С некоторых пор подобные вроде бы безобидные на первый взгляд проявления армейского маразма, Максим переносил все болезненнее и тяжелее, всерьез задумываясь, порой о том, чтобы окончательно порвать с доставшими его Вооруженными Силами. Останавливала лишь весьма туманная перспектива существования специалиста по испытаниям зенитных ракет на гражданке. «Вот скоро, мафия обзаведется собственной авиацией, тогда и подамся к браткам консультантом. Отсижу. Стану уважаемым человеком. Небось, в мафии тупого маразма поменьше», — горько иронизируя над собой, думал он, меряя шагами заснеженную рампу.

Несмотря на то, что несущий с собой ледяную крошку ветер ощутимо крепчал, а снег уже не хрустел, а натужно скрипел под ногами, безошибочно показывая, что мороз давно перевалил отметку в двадцать градусов ниже нуля, никто не пытался забраться в хоть как-то натопленные вагоны. Облаченная в пятнистые бушлаты толпа обреченно переминалась с ноги на ногу, нещадно дымила и вяло переругивалась между собой. Посадка по вагонам теперь осуществлялась не как раньше по мере прибытия, а лишь после специального построения, инструктажа старших вагонов, назначения дежурных и прочих сколь утомительных, столь и бесполезных с практической точки зрения процедур. Однако данный ритуал был изобретен лично начальником полигона генералом Мазуром и ежедневно четко контролировался его заместителями. Максим в первое время после этого нововведения часто задавался вопросом, неужели заместители начальника полигона настолько ничем не занятые и в принципе ненужные люди, что у них находится время на ежедневные выходы на рампу, с целью посмотреть построились ли там убывающие подразделения. Полигон существовал аж с сорок четвертого года прошлого века, все эти годы испытатели ездили в мотовозах сами по себе, абсолютно бесконтрольно, и никогда ничего не случалось. А вот теперь очередному РВСНовскому выкормышу, прибывшему сюда за генеральской звездочкой на погон, приспичило внести свою лепту в этот неизменный порядок. И больше тысячи умственно здоровых, вполне адекватных офицеров вынуждены ежедневно просыпаться на полчаса раньше, в стужу и жару строиться перед вагонами, чтобы выслушать поучения о том, как следует себя вести в дороге от тех, кто никогда сам в грязном, лишенном света и тепла вагоне не ездил и не поедет. Бред! Бред!

Ноги совсем заледенели в ботинках с высокими берцами, превратившись в два онемевших деревянных протеза. Такое возможно, наверное, лишь в родной Российской Армии, чтобы военнослужащий ходил в одной и той же обуви и в тридцатиградусный мороз и в сорокоградусную жару, вот уж где действительно «зимой и летом одним цветом». Соблазнительно дымящий вагон стоял совсем рядом, казался самым желанным местом в мире, манил, обещая тепло. Но по рампе настороженно зыркая на волнующуюся в десятке метров толпу мерно расхаживали комендантские патрули, специально назначенные следить, чтобы кто-нибудь не проник в вагоны раньше времени, тоже посиневшие от холода, но исполненные непреклонной решимости выполнить поставленную задачу. В итоге столь масштабных мер, принятых к упорядочиванию и соблюдению безопасности при посадке, в вагоны реально приходилось грузиться за оставшиеся до отправления после инструктажей и построений две-три минуты, толкаясь, давя друг друга, норовя столкнуть кого послабее под колеса. Жди несчастного случая. Однако об этом старались помалкивать, чтобы не дай бог не дошли жалобы до полигоновского начальства. Умудренные долгим опытом службы офицеры, предчувствовали заранее, какие меры предпримет командование для выправления ситуации. Нет, дебильные построения никто, конечно, не отменит! Что вы, это же не наш метод! Гораздо правильнее будет начать строить людей пораньше, за час до отправления к примеру. Для того чтобы осталось больше времени на посадку. Это же так логично, само напрашивается. А что? Если офицер прибывает со службы в восемь вечера, то вполне может построиться в семь утра у него и так остается целых одиннадцать свободных часов. Даже пусть он восемь из них спит, остального времени и так девать некуда, а самое страшное, что оно проходит бесконтрольно, вне службы и чуткой заботы командиров. Вот в это время, оставленный без присмотра офицер, как правило, и находит приключения на свою задницу: напивается, устраивает драки с гражданским населением и собственными домочадцами, попадает в дорожно-транспортные происшествия и творит прочие пакости, о которых в РВСН принято тут же докладывать начальству с соответственным разбором полетов и наказанием самих отметившихся и их командиров. Так что, чем меньше у офицера свободного времени, тем лучше. Дай генералам волю, так они вообще в казармы переселят, под неусыпный контроль. РВСН — ядерный щит родины! Это вам не цацки, здесь все серьезно!

— Становись! — зычно полетела над рампой долгожданная команда.

Пятнистые фигуры шумно задвигались, ровняя ряды, наконец, начиналась последняя заключительная часть марлезонского балета. Если пережить ее, то разрешат все же забраться в пусть относительное, но все же тепло купейного вагона.

По рампе в сопровождении военного коменданта важно вышагивал начальник штаба полигона генерал-майор Головачов. Сегодня контролировал посадку и инструктировал старших вагонов он. Невысокий, но коренастый, облаченный в отличие от остальных офицеров в теплый, не имеющий ничего общего с установленной военной формой, бушлат на синтепоне, хрустящий при каждом шаге болоньевым верхом, генерал исподлобья мрачно оглядывал заиндевевшие непроизвольно вздрагивающие в строю подразделения, презрительно оттопыривал нижнюю губу и что-то цедил сквозь зубы почтительно кивавшему в ответ коменданту. Замершие вдоль вагонов патрульные вытягиваясь по стойке «смирно» отдавали шествующему мимо генералу воинское приветствие, тот их усилий демонстративно не замечал. Генерал-майор Головачов, как впрочем, и все руководство полигона, никакого отношения к испытаниям военной техники никогда раньше не имел, не желал иметь и теперь. Офицеров научных отделов он искренне презирал и ненавидел, считая ловко устроившимися бездельниками. Вдаваться в то, чем они занимаются, зачем существуют и почему Родина дает им более высокие зарплаты и звания, чем их коллегам в войсках, генерал считал ниже своего достоинства, любого имеющего отношение к науке офицера через губу обзывая «осциллографом». Причем мог легко посадить любого ученого в лужу простотой своей военной логики и неряшливо крестьянскими манерами в общении.

— Кто твой прямой начальник, папуас? — доброжелательно и по-свойски обращался он к замершему перед ним, будто кролик перед удавом офицеру.